Я слушал, каменея лицом. Вот ты какое, ослепительное будущее
Российской Империи. За это я боролся? За это израненный из Гнили
выползал? Чтобы какая-то тварь моих соотечественников под землю
загнала?!
— Почему раньше не рассказал?
— А зачем? — безразлично пожал плечами Григорий. — Помочь вы всё
равно уже ничем не могли бы, Матвей Палыч. Дело-то давнее. Пять лет
уже прошло.
— Приехали, Матвей Палыч.
И прямо из машины, полной смрадных образов Подземья, я шагнул в
ослепляющий блеском ювелирный салон. Драгоценные металлы, камни
россыпью, магические огни, подсвечивающие витрины. А мне в каплях
рубинов на кольцах и ожерельях всё чудились брызги крови. А в
переливчатых изумрудах — стекленеющие зелёные глаза молоденькой
девчушки.
— Добрый день, Ваше Благородие! Чем мы можем вам помочь? —
прощебетала девушка в строгом форменном платье винного цвета. Таком
узком, что казалось, на ляжках сейчас лопнет. Я окатил её мрачным
взглядом, и девушка запнулась, темнея лицом.
— Простите, — опомнился я. — Дурные вести пришли. Кольцо мне
нужно.
— На помолвку? — девушка профессионально справилась с оторопью и
снова расплылась в улыбке.
— Нет, знак внимания.
— Высокородной госпоже или… девице?
— Для благородной.
— Тогда сюда пожалуйте, Ваше Благородие. Вот, посмотрите,
красное золото. Последний писк моды…
Я послушно разглядывал кольца, пытаясь отделаться от мысли, что
прямо сейчас, несколькими метрами глубже, возможно, отдает свою
жизнь или честь очередная девчушка. И что я мог сделать? Да ничего.
Работу свою. Закрыть очаги, вытравить Гниль с земель русских,
позволить людям жить под солнышком и дышать свободно, не зная
голода.
Моё внимание внезапно привлёк простой перстень, с искусным
изображением лисички, свитым из тонкой проволоки белого золота. То,
что нужно. Почему-то я не сомневался, что бриллианты АнМихална
носить не будет. Наверное, оттого, что ни разу не видел на ней
вычурных украшений.
Подписав вексель, я забрал бархатную коробочку и вышел на улицу.
Предложение Аннушке я делать не торопился. А вот следячку нужно
было зачаровать срочно. А замаскировать её под дар от безнадёжно
влюблённого юнца — лучше и не придумать.
Гришка ждал меня на улице, тяжело привалившись к углу дома,
подальше от блиставшей чистотой витрины, и опустив голову.
— Матвей Палыч, — окликнул он. — Простите меня. Я вас
расстроил.