Обратим внимание и на то, что чисто семиотической характеристикой текста является и его знаковость, см. [Лотман, 1992: 129]. В этом смысле он обладает той же дихотомической структурой, что и любой языковой знак в соответствии с учением Ф. де Соссюра [Соссюр, 1999: 68–70, 112–114].
Сказанное приобретает особую значимость при обращении к тексту стихотворному (см. [Якобсон, 1987: 81]). Сегодня большинство ученых сходятся на том, что такой текст, «возможно, как никакой другой художественный (текст. – С. Н.) – необходимо рассматривать одновременно и как единое целое, <…> и как сложную структуру, которая складывается из элементов, сравнимых с единицами языка, но обладающих своей неповторимой спецификой» [Николаев, 2004: 56].
Итак, «стихотворный текст есть целое» и «стихотворный текст есть структура» – вот два важнейших положения, в которых раскрывается глубинная сущность любого произведения поэтического искусства. Первое из них предполагает реализацию одной из базовых характеристик текста вообще – его цельности, выражаемой здесь в единстве конструктивного и концептуального уровней. Важна их неразрывность, взаимопроникновение, при которых форма не противопоставляется содержанию, не выступает его «подчиненной оболочкой», но мыслится как его естественное продолжение, неотъемлемая часть. При этом содержание данного текста может получить только данное материальное воплощение: форма становится понятием глубоко индивидуальным, индивидуализированным, а ее изменение ведет к изменению содержания. Более того: форма также понимается как один из факторов смыслопорождения, влияющий на формирование и воплощение авторского замысла. Все отмеченное указывает на то, что единство конструктивного и концептуального уровней в стихотворном тексте лежит в основе его порождения и восприятия. Уточним, что мы намерены употреблять термин «форма» как частное воплощение конструктивного уровня текста, сужая его значение до особенностей словесно-фразовой структуры, графической и ритмической организации текста (хотя приведенные замечания сохранят свою релевантность и при широком понимании формы, принятом в литературоведении: см., например, [Кожинов, 2003б: 1145–1148]).
В защиту мнения о том, что стихотворный текст следует рассматривать в ракурсе единства его конструктивного и концептуального уровней, высказываются многие авторитетные ученые. Так, по утверждению Ю. М. Лотмана, «стихотворение – сложно построенный смысл. Все его элементы суть элементы смысловые, являются обозначениями определенного содержания» [Лотман, 1999: 48]. На этой же мысли настаивает Е. Г. Эткинд: «В поэзии все без исключения оказывается содержанием. <…> Понимать поэзию значит <…> понимать форму, ставшую содержанием» [Эткинд, 2001: 43]. Об актуальности означенной проблемы свидетельствует и возникновение в первой половине XX в. понятия «содержательной формы» (а также функционально сходных с ним сложных концептов «оформленное содержание» и «формообразующая идеология»), в отечественном литературоведении разработанного и обоснованного М. М. Бахтиным [Бахтин, 1994: 304–321] (ср. также замечание В. Е. Холшевникова о том, что форма не просто органически связана с содержанием, а, «более того, форма содержательна» [Холшевников, 1983: 6], и наблюдение М. И. Шапира о «семантизации внешней формы» [Шапир, 2000: 19]). Некоторыми учеными высказывается мысль о том, что в поэзии форма, продиктованная традицией (имеются в виду устойчивые стихотворные формы – сонет, рондо и др.), не вступает в отношения взаимовлияния со смыслом поэтического произведения, а, напротив, «накладывается» на содержание [Эткинд, 1998: 58]. С таким утверждением трудно согласиться, поскольку формальные признаки любого стихотворного текста так или иначе обусловливают структуру его концептуального плана, в то время как смысл стихотворения корректирует его форму.