Как справедливо отмечает М. М. Бахтин, текст как высказывание определяется двумя интегральными характеристиками: его замыслом (интенцией) и осуществлением замысла, причем взаимоотношения между ними и определяют характер текста [Бахтин, 1986: 298]. Номинация «авторский замысел» (ср. термины психолингвистики и коммуникативной лингвистики «коммуникативное намерение», «коммуникативная интенция») нередко употребляется для обозначения первой ступени творческого акта, предшествующей непосредственному порождению текста (см., например, [Крупчанов, 2003: 273–274]). Однако это утверждение представляется не вполне исчерпывающим, поскольку в процессе создания текста его замысел редко сохраняет свою изначальную сущность, меняясь в соответствии с дальнейшим ходом мысли автора, как и под влиянием выбранной/выбираемой (и также изменяемой в процессе творчества) формы произведения. «Всякое воплощение замысла всегда есть и его уточнение, а в большинстве случаев и его изменение», – отмечает Д. С. Лихачев [Лихачев, 1983: 581]. Подтверждение этой мысли находим и в более поздних исследованиях российских лингвистов. Ю. В. Казарин видит в дихотомии «поэтический замысел – поэтический результат» основное противоречие, в рамках которого рождается необходимая для создания стихотворного текста «поэтическая энергия» [Казарин, 2004: 18] (ср. сходное высказывание В. А. Лукина [Лукин, 2005: 284]).
С последним утверждением согласуются и выводы западных текстологов. Так, представитель французской генетической критики Д. Феррер убежден в том, что не генезис детерминирует текст, а сам текст является «жестким определителем» своего генезиса [Феррер, 1999: 230–231]. Говоря об обратной связи в процессе порождения текста, ученый образно характеризует данный феномен как «постоянное переписывание истории» текста им же самим [Там же: 233]. Особенно важным в нашем случае представляется последующее замечание Д. Феррера о том, что явление обратной связи по сути не противоречит остаточному явлению изначального контекста, но дополняет его, поскольку они проявляются друг через друга [Там же: 237].
Таким образом, в большинстве случаев взаимосвязь смысло- и текстопорождения выражается в том, что эти процессы, во-первых, взаимообусловлены и, во-вторых, протекают практически одновременно. С точки зрения лингвистики художественного текста эта взаимосвязь прослеживается в единстве его конструктивного и концептуального уровней (ср. «…реально форма и содержание нерасчленимы, ибо форма есть не что иное, как содержание в его непосредственно воспринимаемом бытии, а содержание есть <…> внутренний смысл данной формы» [Кожинов, 2003б: 1145]; «замысел существует только в динамике изменений, нестабильности, в поисках “наилучшей формы”» [Лукин, 2005: 265–266]).