бессонные, бесспорные огрехи,
и погружаемся в мир бесов без часов,
резонно получаем на орехи.
Мы видим пыль и грязь иссохших улиц,
мы пьем, мы к водопою развернулись,
облились светом из витрин,
в них лица растянулись
и вместо кепи привинтили нимб.
Мы разговариваем медленно о вечере европном,
мы рассуждаем о своем, себе угодном
и связываем смыслы знаменателей
из чисел дробных,
когда осталось совершить прогон двоим.
Мы словно в фильме —
пьяные бездарные актеры,
свой херес дотянув,
наполнили слезами споры,
запутаны в тенетах телеса,
как прирожденные суфлеры,
подсказываем городу его слова:
«cherchez le hymne»!
Но город – глух, он – крик,
размазанный по стеклам окон,
он – звон в ушах, он – бит, он – взрыд,
он – всклок, он…
в бетонном камне заточенный
потайной запретный танец,
как будто бы кричит, облаянный собаками,
обдолбанный засранец,
и оставляет лету звук заезженной пластинки,
смрад и глянец,
и граффити неон подсвечивает,
превращаясь в свой же клон.