Так вот:
Брат утверждал, что род Шестаковых должен взяться за какой-то
заказ. Разработка, мол, уже готова и пылится без дела, и покупатель
есть. Сашка говорил про большие деньги, про шанс всей жизни и про
то, как счастливо все заживут, если отец согласится на сделку.
Отец в свою очередь кричал о том, что заказ плохой. Что не будет
хороший человек испытывать такой болезненный интерес к «артефактной
глушилке» и что конкретно он за такое не возьмётся. Ни сам ни
возьмётся, ни кто-либо из его рода.
— Запрещаю! — кричал отец и Ксюша искренне не понимала, почему
Сашка не понимает это слово с первого раза. Когда ей что-то
запрещали, она слушалась.
А вот Сашка не слушался и продолжал спорить. Говорил о том, что
делать ничего не надо и заказчик готов оплатить саму
разработку.
Тогда папа злился ещё сильней. Говорил про то, что доброе имя
семьи того не стоит. Про то, что честь превыше бабок, — хотя к
обеим бабушкам Ксюши при этом всегда относился очень хорошо. И про
то ещё говорил, что отвечает за всю продукцию рода Шестаковых, и
что серийного производства у них не будет никогда, — и пусть даже
речь идёт о передаче чертежей рода, ему на это глубоко наплевать в
любом случае, ответственность «один хрен» на нём.
Заканчивался спор отца и Сашки всегда одинаково:
— Зачем тогда вообще было разрабатывать глушилку?! — спрашивал
брат.
— Не твоё дело! — отвечал папа и добавлял: — Ездюк! — ну или
как-то так.
На «ездюка» Сашка как правило смертельно обижался и уходил,
хлопая дверьми. Отец тут же начинал размышлять о том, что его нужно
наказать, отправить служить или вообще отлучить от семьи, но тут
появлялась мать и всякий раз упрашивала барона Шестакова не
горячиться.
На то, чтобы осмыслить все эти разговоры, у Ксюши Шестаковой
уйдут следующие пять лет.
Ну а сейчас:
— Ксю-ю-ю-юша! — невероятно ласковым голосом позвал её брат.
Ласковым и слегка невнятным. Так бывало, когда Сашка борщил с
колой; у него после этого всегда немножечко заплетался язык.
— Ксюш, выходи! Не бойся, всё хорошо!
— Успокойся, — наконец сказал ему другой мужской голос.
В основном все триады, что ворвались в дом, переговаривались на
каком-то иностранном языке, а этот человек внезапно знал
русский.
— Оставь девчонку в покое, — сказал он.
— Я не могу её оставить! Надо найти её! Надо закончить
начатое!