Тайком ото всех, Кузьмич нежно любил дес-метал и все его
производные.
Самый тяжёлый, самый грубый и самый ломаный по ритму мрачняк из
всего того, что только удавалось найти заходил камердинеру просто
на ура. Утробный рёв патлатых солистов о тщетности бытия, людских
пороках и неминуемой расплате за них успокаивали Кузьмича,
расслабляли его тело и разум, настраивали на позитив и помогали
думать о своём.
В голове прочистилось, и мысли потекли прохладным искрящим
ручьём.
А думал Вильгельм Куртович преимущественно о том, что дружба
Ирины Ивановны и гера Тамерлана меньше всего походила на дружбу. Их
связь казалась столь очевидной, что не заметить её было просто
невозможно.
Казалось бы…
Но вот Василий Иванович не замечал. Причин тому может быть
несколько: либо же он просто не хотел замечать, либо правду от него
скрывали с утроенной силой, либо же сработали какие-то
психологические блоки Скуфидонского, и он действительно в упор не
видел очевидного.
Но как бы там ни было на самом деле, сейчас Вильгельм Куртович
решал, как стоит поступить ему. Дело ведь, вроде бы, не его. Или
его? Или нет? Так рассказать? Или не рассказать? Как будет лучше и
для кого?
Дилемма!
Серьёзное решение, которое просто так, с кондачка, не примешь.
Для этого обязательно требуется дополнительная порция коньяка, —
смекнул Кузьмич. Стянул с себя наушники и очень вовремя открыл
глаза. Очень вовремя, потому что…
— Ой.
…через забор на участок Василия Ивановича Скуфидонского целой
толпой перелезали люди. И даже не перелезали, а перемахивали.
Словно это был не забор, так, оградка палисадника.
Человек, не соврать, шестеро, и все с ног до головы обмотаны в
чёрные тряпки. Один из них, — тот, что приземлился на газон одним
из первых, — заметил Кузьмича и лёгким движением запястья выронил
себе в руку нож…