— Война стерла грани между людьми, — он посмотрел вверх на ровные ряды проносящихся по воздуху машин. — В этом мире остались лишь коренные жители и пробужденные, к которым относимся мы с вами. Это другая жизнь, дарованная вам не родителями, а Ими. И они назвали вас Кайлин.
— До чего же мы докатились? — она сделала шаг и остановилась у окна рядом с ним. — До единого мира или потери собственного «я»?
— Мы стали убивать друг друга и занимались исключительно этим на протяжении четырехсот лет, — он посмотрел на нее. — Достаточный срок для того, чтобы потерять корни и собственное «я» вместе с ними.
— А где родились вы? — она тоже повернулась к нему лицом.
— В этом Центре, — ответил Маркус и улыбнулся.
— Хороший ответ. Но американский акцент портит впечатление, — Катерина вновь уставилась в окно, внимательно разглядывая прохожих внизу, которые с этой высоты казались мелкими букашками.
— Бывали в Америке? — спросил Маркус.
— И не раз, — усмехнулась она.
— Тогда понятно.
— Мне повезло, что сейчас все говорят на идо. Этот язык только начинал набирать популярность, когда я была маленькой. Хорошо, что я выучила его.
— Ваше произношение достойно похвалы.
— Спасибо за комплимент, — коротко ответила Катерина, пресекая дальнейшие расспросы. — Вы отвезете меня в новый дом?
— Да, для этого я здесь.
— Мне дали одну из этих стеклянных карточек, — она небрежным жестом указала на тумбочку у кровати, на которой лежала та самая платежная карта. — Правда, я все равно не понимаю, как ими пользоваться.
— Вы быстро освоитесь, — Маркус хотел опустить ладонь ей на плечо, дабы хоть немного приободрить, но передумал: слишком уж Кайлин показалась ему отчужденной, и подобный жест с его стороны мог ее напугать. — Думаю, для начала стоит заехать в магазин, ведь кроме этой больничной пижамы у вас ничего нет, — предложил он.
— Отвезите меня домой, пожалуйста, — она прижалась лбом к стеклу. — Покупки я сделаю позже.
— Ладно, как хотите. Могу я называть вас на «ты»?
— Можешь, Маркус. Тем более, что ты явно старше меня.
— Мне тридцать четыре.
— Женат? — Катерина подула на стекло, и на нем расползся запотевший след.
— Нет.
— А дети?
— Это допрос? — рассмеялся Маркус.
— Нет, просто интересно, — она пожала плечами и отошла от окна. — Моя бабушка говорила, что, если мужчина не остепенится до сорока лет, он не сделает этого никогда.