Ключевой вопрос и оказался ответом: нет, она не умирала. Слезы горечи оросили ресницы, и сдавленный стон безысходности проник в пространство вокруг. Она все поняла.
— Год? — спросил чужой охрипший голос, оказавшийся ее собственным.
— Она что-то говорит, — забеспокоились люди вокруг.
Кто-то надел ей на лицо кислородную маску, но она не собиралась так просто сдаваться. Попытка поднять руку не увенчалась успехом: у нее не было никаких сил.
Кто-то склонил к ней голову и приподнял маску:
— Год? — прошептала она на идо, который узнала в их речи.
— Три тысячи пятьсот шестьдесят пятый, — ответил звонкий женский голос.
Она закрыла глаза и больше не плакала. Она знала, для чего они это сделали. Она помнила имя того, кто предал ее.
— Катьеирина?
Она обернулась и увидела в дверях довольно высокого и широкоплечего мужчину в одном из нелепых нарядов, которые носили люди за стенами этого здания. Волосы незнакомца были острижены у самых корней, а на голове среди них виднелся затейливый темно-синий рисунок.
— Вы опоздали, — она снова отвернулась к окну.
— Я и сам об этом знаю, — мужчина подошел к кровати, на которой она сидела.
— А извиняться среди вас не принято? — не глядя на него, произнесла она.
— А среди вас?
— Было.
— Среди нас тоже было, — ответил мужчина.
Она повернула голову и теперь уже более внимательно посмотрела на гостя. Катерина знала, что время изменило человечество за все эти годы. Исчезли светлые оттенки волос, кожа стала более смуглой, а глаза потемнели настолько, что светлым цветом оказался шоколадный оттенок, а не серый, как у этого незнакомца. Был ли он из ее времени или родился позже? Сейчас это не имело значения. Он пришел за ней как неравный по происхождению, как часть того мира, в котором она оказалась. Поэтому, когда бы он ни родился, для нее он был одним из них.
— Могу я узнать ваше имя? — спросила она, поднимаясь с места.
— Маркус.
— Очень приятно, Маркус. Катерина.
— То есть Кайлин, — исправил он.
— Здесь все называют меня этим именем, — Катерина пригладила смятое покрывало. — Почему не Кэтрин тогда?
— Все меняется, и имена тоже, — Маркус подошел к окну и посмотрел на вид, открывающийся с высоты десятого этажа. — Вы русская, а этот язык умер сотни лет назад точно так же, как и все остальные. Что же вы хотите от имен?
— Я хочу, чтобы имя, данное мне родителями, осталось прежним, — в голосе прозвучал протест и некое упорство, как будто Катерина пыталась убедить Маркуса, что есть вещи, которые нельзя забывать. — Хочу, чтобы язык, на котором разговаривал мой народ, понимал хоть кто-нибудь.