Я желала Орландо Ломбардини, сколько бы этого не отрицала. Но я не хотела, чтобы все между нами происходило так, будто я – вещь без права голоса, проститутка, которую можно не жалеть, используя. И пусть денег мне не платили, по сути, дон Палермо сделал нечто большее. Решил мои проблемы.
А я сама виновата. Я считала его благородным. Думала, что, когда Ломбардини получит меня, хотя бы не будет морально издеваться. Пора избавляться от привычки видеть в людях исключительно хорошее.
- Извини… я просто еще не привыкла… - мне было больно при мысли, что придется выполнять унизительный, циничный приказ.
Господи, это же утро. День только начинается. В доме полно прислуги, кто угодно может если не зайти, то просто пройти мимо и увидеть. Хотя, чего я взяла, что все эти отмороженные хранители чужого домашнего очага уже вдоволь на подобное не насмотрелись?
- Альберта, я сказал - взобраться на стол и стать на колени, я непонятно выразился?
- Орландо, я тебя прошу… мы же не одни в твоем доме…
- Это так сложно – стать раком на столе и закрыть рот?
Он даже не повысил голос. Совершенный демон в обличье греческого бога, который из всех женщин, что упали бы к его ногам без приказа, выбрал именно меня. Ту, что это того не сделала.
Смотрел, вынимая душу. Так глубоко, словно насадил на гарпуны-миксеры своего острого взгляда и наматывал мою волю на винты. И я, презирая саму себя, ощущала, как она тает, стремясь избежать растерзания в клочья.
Как руки сами нерешительно, не в силах подчиниться ужасающему приказу, ищут молнию платья, а туфли уже валяются на ковре. Посреди осколков. И я даже не осознала, когда именно это сделала, не замечая непосредственной опасности.
- Стой!
Осколки захрустели под ногами Орландо, когда он сделал шаг ко мне. Я вздрогнула и обхватила себя руками. Так и не успев расстегнуть злополучную молнию.
Он поднял меня на руки. Просто так – сделав шаг и не замечая, что давит остатки элитного фарфора подошвами своих модельных туфель.
Тепло сильного и мускулистого тела ошарашило меня. После циничного приказа на контрасте – особенно. Я не понимала, почему ужас сменяется странным ощущением защиты и безопасности. Может, в этот момент именно так и было?
Он не был ледяным на ощупь. Лед был исключительно в его сильном сердце. Но так ли это? Не стала ли я жертвой очарования… стокгольмским синдромом?