– мастера в области использования «волшебных» растений, активная составляющая которых очень близка к «веществу сновидений», благодаря которому мы ночью видим сны. В эти регионы и направляются экспедиции, целью которых является зафиксировать то, чего завтра может уже и не быть. Ведь онейроид изучен крайне мало и все попытки его лечения сводятся к медикаментозным, по сути, экспериментам. Но когда из восприятия больного убираются переживания, связанные, скажем, с его сноподобными путешествиями на Луну, причем, что удивительно, каждый раз в одно и то же место, с теми же персонажами и ландшафтами, – стирается и явь. Человек становится недееспособным, превращается, как говорят, в овощ. А практики осознанного сновидения, возможно, – здесь работы непочатый край! – позволят сделать этот процесс не болезненным, как это можно видеть у «шаманящих во сне», причем без ониризма, то есть без стирания границ яви и сна.

Аджан Вау наносит О. Диксону сакральную буддийскую татуировку Сак Янт. Храм Ват Санамчай. Фото Ш. Ховенмей. Аюттайя, Таиланд. 2014 г.
– Возможно ли осознавать каждый свой сон?
– Для того чтобы осознавать все сны, необходимо непрерывно присутствовать во всем здесь без отождествления себя с ситуацией, процессом, политической партией, направлением или даже взглядом на жизнь; без самоидентификации, без разделения на внутреннее и внешнее; нужно осознать колоссальный текущий момент СЕЙЧАС. Этого очень непросто достичь, мало кому удавалось. Стоит только чем-то увлечься, и это сразу отражается на всех остальных уровнях сознания. Сложно и быть, и не быть одновременно. Это как идти и стоять сразу, а еще и летать, ползти, нырять… И даже затворничество не поможет; часто оно – лишь бегство от себя, то, что называют «толпиться в одиночестве», но, конечно, есть примеры обратного.
– Ну и тогда последний вопрос: в чем заключается путь шамана в сновидении?
– Шаман понимает, что все не вечно и все состоит из перемен. Но он не стремится выйти из них, как буддист из сансары, а продолжает играть, не забывая при этом, что это лишь игра. В своей игре он снимает напряжение в тех или иных областях яви, делая их менее материальными, и уплотняет некоторые пространства сна, чтобы, наоборот, добиться их стабилизации. Осознанность в сновидении как часть некой глобальной осознанности и ее накопление в виде личной силы потенциально может позволить шаману сохранить осознанность и в самый критический момент жизни – в момент наступления смерти физического тела. Осознание перехода из одного состояния в другое рассматривается как великая возможность сохранения не только качества, но и памяти, которая без этого утрачивается в момент смерти мозга. Таким образом, через сохранение осознанности, у шамана есть шанс не быть вовлеченным в разворачивающиеся перед ним картины, следующие в виде череды видений после смерти, и он проникает в мир запредельного сна, области которого уплотнил во время своей земной жизни. Он остается там, хотя и не вечно, но может продолжить осознанное в той или иной степени бытие для помощи другим существам, находящимся по другую для него сторону. Шаман приходит в их сны.