— Чего же ты творишь… — тихо произнёс Иван III, старательно сдерживая командирский рык. — Опозорить отца удумал, стервец? Али тебе не любо княжичем быть? Али судьбой чёрного люда прельстился?
— При чём тут чёрный люд? Я что, у наковальни сам с молотком стою? — неподдельно удивился Ваня.
— Этого ещё не хватало! — раздражённо фыркнул отец, внутри которого боролись противоречивые чувства.
— Вот и я о том толкую. Я же княжич, а не простой ратник. Мне о войне надобно думать, а не о поединке.
— Вот как? И что же ты надумал? — усмехнувшись, спросил отец.
— Для войны нужны деньги. Они кровь войны. Не будет денег, не будет добрых лошадей, броней и оружия, корма и фуража, стругов и прочего. Ничего не будет. А потому вместо того, чтобы делом заниматься, придётся всякие непотребства творить. Как эти бездомные…
— Кто-кто?
— Бездомные. Дети степи. У них ведь ни кола ни двора. Живут только с грабежа соседей да взятия денег за проезд купцов. И как живут? Впроголодь. Бедны, что церковные мыши. Вон — всей оравой бегают по округе, подыскивая, где бы им что урвать. Как шакалы, остервеневшие от голода. Хорошо ли это? Добре ли? Они ведь при такой жизни только толпой и могут воевать. Большой. Чтобы на каждого ратника нашего приходилось по несколько детей степи… — произнёс Ваня и замолчал.
— И что же ты хочешь? Вместо воинского дела за монетами бегать? Словно купец какой или того хуже? — после долгой паузы поинтересовался Иван III, несколько смущённый фразой сына.
— Одно другому не третье.
— Чего? — удивлённо переспросил отец.
— Я говорю, что и в деле воинском упражняться, и о монете не забывать. Ибо чем больше у тебя монет, тем лучше воинство ты иметь можешь. И не обязательно числом великое. Нет. Их доброе воинское снаряжение дорогого стоит. Или я плохие брони удумал?
— Хорошие, — ответил отец уже благожелательным тоном.
— Или свечи оказались погаными? Если прознал про них, то наверняка держал в руках, видел, как они пахнут и горят. Так ведь?
— Так, — по-доброму улыбнувшись, ответил Иван Васильевич. — Добрые свечи.
— И дешёвые, — заметил Ваня, благо, что они стояли в стороне, дабы их никто не слышал. Отцу хватило ума не начинать этот разговор вблизи лишних ушей. Да и голоса они не повышали. — Ежели небольшой двор поставить мастеровой, то он в год тысяч по пятьдесят[10] будет приносить.