. Характерно, например, следующее высказывание А.Г. Гойхбарга: «Религия и право – идеологии угнетающих классов, постепенно сменяющие одна другую. И если нам еще в настоящее время приходится ожесточенно бороться с религиозной идеологией, то в еще гораздо большей степени нам придется бороться с правовой идеологией. Всякий сознательный пролетарий знает в настоящее время или, по крайней мере, сотни раз слышал, что религия – опиум для народа. Но редко кто, мне кажется, сознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа»
[66].
Хотя некоторые ученые и признавали снисходительно, что право может использоваться в качестве инструмента для борьбы революционера на определенном этапе. Например, Е. Пашуканис, анализируя воззрения В.И. Ленина на право, писал: «Для всякого революционера характерно стремление ниспровергать и разоблачать фетиш законности того строя, против которого ведется революционная борьба. Это понятно само собой. Без этого революционер – не революционер. Но для мелкобуржуазного революционера само отрицание легальности превращается в своего рода фетиш, поклонение которому заменяет трезвый учет сил и условий борьбы и уменье использовать и закрепить даже самые ничтожные завоевания для подготовки дальнейшего штурма. Революционность ленинской тактики никогда не вырождалась в фетишистское отрицание легальности, никогда не была революционностью фразы. Наоборот, на известных исторических этапах он настойчиво призывал к использованию «легальных возможностей», которые вынужден был предоставить непобежденный окончательно, но лишь надломленный враг. Ленин умел не только беспощадно разоблачать царскую буржуазную и тому подобную легальность, но и пользоваться ею там, где это было нужно и когда это было нужно. Он учил, как подготовлять свержение самодержавия, пользуясь избирательным законом, изданным этим же самым самодержавием, как отстаивать первые позиции, отвоеванные мировой революцией пролетариата, т. е. нашу победу в октябре 1917 г., идя на заключение договора с одним из империалистических государств (Брестский мир)»[67].
Однако по мере укрепления Советского государства возникла необходимость в построении столь же сильного и эффективного советского права. Тезис об «отмирании» государства и права, по сути, сам был «выброшен в мусорную корзину» истории, поскольку не соответствовал стратегическим задачам советской власти. Соответственно были осуждены и концепции, которые отрицали роль права.