- Хватит уже, угомонитесь. Идите
перебирать просо или шить что-нибудь, глупые саламандры, – и только
после этого он наконец решил заговорить с прибывшим: - Если ты
думаешь, гой, что раз ты какой-то там с-синоби, - последнее слово
он произнёс с заметной издёвкой или пренебрежением, видимо, имея
намерение уязвить путника, - и я разрешу тебе жить в комнате для
благородных, то ты, - он помотал пальцем, - жестоко ошибаешься,
жестоко.
- Я ни о чём подобном даже не мечтал,
- отвечал ему Ратибор со смирением. – Всегда были скромны мои
запросы.
- О, начал, начал, - скривился
человек за стойкой. – начал тут эти свои слова говорить. Имей в
виду, на меня эти твои вирши не действуют. Со мною эти фокусы не
проходят. Сказал я тебе: будешь спать на стороне, где спят гои, –
так тому и быть. Понял? Я тут хозяин, и моё слово тут закон!
- Прекрасно; я попрошу себе воды для
стирки, и простыню, и лампу. Мне большего не нужно.
- Оплата вперёд! – предупреждает
хозяин трактира.
- Согласен. Это справедливо, –
отвечает ему Ратибор.
И тут в глазах благородного мелькает
зловещий огонёк: ах, значит, ты согласен? И он бросает юноше с
нехорошей ухмылкой:
- Двадцать агор!
А вот с этим Свиньин был не согласен.
Цена была завышена как минимум вдвое. Шиноби несколько секунд
думает, но понимает, что лучше ему с этим господином, с Самуилом
Гольцманом не спорить – жилья-то иного вокруг всё равно нет, а ночь
уже близка, – и соглашается:
- То воля ваша, и Бог вам пусть
судьёю будет.
- Хе-хе-хе… - злорадно смеётся
мужчина с серебряным значком на груди. - Не волнуйся, гой, не
волнуйся, с Богом я как-нибудь договорюсь.
Ратибор достаёт из кармана маленький
узелочек с серебром и отсчитывает монеты, кладёт их на стойку.
- Вот.
- И ещё возьму за завтрак, - радуется
мужчина, сгребая деньги.
- Я благодарен вам, но мне присуще
завтракать своим, – отвечает ему шиноби, думая, что и так потратил
слишком много.
- А может, и водки тебе к завтраку не
подавать? – не верит ему трактирщик.
- Я водку вообще не пью. То плохо для
здоровья и осанки.
А трактирщик прячет деньги в кошелёк
и потом, не отрывая глаз от юноши, кричит через плечо:
- Монька! – затем ждёт. И, не
дождавшись ответа, снова кричит, уже раздражённо: – Монька, зараза,
ты где есть?!
Тут через боковую дверь влетает в
помещение рыжая расхристанная баба с неубранными волосами, босая и
с грязной тряпкой в руках.