А начать, наверное, лучше с
момента, когда двух моих девиц еще не было. Как в сказке.
Однажды, давным-давно, будущий папа Златы и Василисы взялся
подводить итоги одного странного года...
2004. Принцесса и замок
- Почти поступил на дневную режиссуру
в ГИТИС, к Леониду Ефимовичу Хейфецу. Помню, как говорил о Сирано
де Бержераке, а в глазах стояли слезы. Стриженный налысо, в синей
рубахе с закатанными рукавами. За десять минут до этого меня
размазали по полу. Опытный режиссер нащупает твои болевые точки
очень быстро. А там были суперпрофи. Следующие девять минут я
наживую лепил себя заново. Слепил. А потом говорил о Бержераке,
который сначала бьет, а потом разбирается. Я показывал: кулаком –
н-на! Но он еще поэт... А потом я прошел на конкурс. Меня
поздравляли. Я уже считал себя студентом. А потом меня размазали по
полу второй раз. На экзамене по актерскому мастерству. Чистая
формальность, да? Из ГИТИСа я вышел мертвый. Вместо лица – гипсовая
маска. Я рассыпался на ходу. И опять пришлось собирать себя заново.
Брать мастерок и намазывать раствор на битые кирпичи. Заняло это
месяца три. Даже поступив на режиссерский факультет Щуки и закончив
сессию, я все еще не был целым. А стал целым, когда...
- понял, что люблю одну, определенную
женщину. Понял, что другие мне не нужны. И понял, что обычное
мужское "хочу вон ту" останется при мне навсегда. Но это уже ничего
не значит. Когда на тебя наступают мамонты, танк "тигр" и полчища
киборгов Атиллы – а раствор плохой, стены кривые и четвертая башня
недостроена, и, мать вашу за ногу... где же подмога?! Нет подмоги.
И вдруг слышишь женский голос. И видишь тонкую фигурку на балконе,
обвитом плющом. И понимаешь, что сдаваться нельзя. Подмоги не
будет, но есть она – принцесса твоего разрушенного замка. А ты – ее
верный, хоть и разрушенный, замок. И тогда кривые стены держат
удар, словно цельный гранит. И деревянные ворота с почерневшими
створками хватаются за таран, как живые руки. И сдавленно рычит
танк "тигр", на который рухнула четвертая башня... Тогда мамонты,
киборги Атиллы и все в мире танки могут идти лесом.
Потому что эта принцесса – моя жена,
а я ее верный, хоть и разрушенный, замок.
- поступил на заочную режиссуру Щуки.
К тому же самому Хейфецу. На коллоквиуме говорил с ним за жизнь.
"Какое событие вызывает у вас наибольшую боль?" Надо бы понять. Это
важно. Важнейшее качество режиссера – восприятие. Когда чужую боль
– как свою собственную. Впрочем, об этом я узнал позже. А у меня
перед глазами: трое мужчин несут младенцев. На заднем плане –
школа. И дети – без воды. И ощущение чего-то громадного,
неподъемного, которое надо повернуть, чтобы осмыслить или хотя бы
окинуть взглядом. Физическое ощущение беды. Гулкое такое.
Громоздкое, как огромный лист жести, который и уронить нельзя и
перехватить поудобней не получается. Лист срывается и углом – по
горлу.