это не смешно.
Персонажи могут выглядеть комичными, если они так себялюбивы, что объективный мир перестает для них существовать. Святой настолько бескорыстен, что сливается с окружающим миром. Граучо Маркс поступает с точностью до наоборот. С эстетической точки зрения Граучо ближе всего стоит к святому, хотя подлинный святой никогда не привлекает к себе внимания, и поэтому о нем невозможно говорить в эстетических категориях. Трагический герой совершает ошибку, думая, что он свободен от необходимости, тогда как ему следовало бы думать, что он прикован к ней. Так герой трагедии идет навстречу гибели. В трагедии пути главного героя и зрителя (или читателя) расходятся.
В комедии персонажи движутся от необходимости к судьбе, от страсти – к свободе. Персонаж комедии и зритель приближаются друг к другу, пытаясь научиться свободе.
Только фарс может быть сугубо комичным.
Формально, события в “Комедии ошибок” трагичны.
Герцог Эфесский поклялся убивать всех встретившихся ему сиракузян, но вот перед ним сиракузянин по имени Эгеон, которого он хотел бы пощадить:
Несчастный Эгеон, судьба судила
Тебе до края горестей дойти!
Поверь, когда бы мне не воспрещал
Закон, долг венценосца, клятва, сан –
Все то, что должен государь блюсти, –
Я сам бы адвокатом был твоим[13].
“Комедия ошибок”, акт i, сцена 1.
Противостояние общего и частного. В одной исландской саге герой дает обет убить первого повстречавшегося ему всадника, и первым всадником оказывается его сын.
О том же говорится в библейской повести о дочери Иеффая.
Иеффай дал “обет Господу”, что если Бог дарует ему победу над аммонитянами, то “по возвращении моем с миром от аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение”. И далее:
пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами: она была у него только одна, и не было у него еще ни сына, ни дочери.
Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! Я отверз [о тебе] уста мои пред Господом и не могу отречься[14].
Сложные случаи – источник дурных законов, но хороший закон призван охранять от сложных случаев.
Кораблекрушение и разлука Эгеона с женой и ребенком – это беда, но не трагедия, так как здесь нет ничьей вины. Примечательно, что кораблекрушение – впоследствии великая шекспировская тема – появляется в его творчестве так рано. В поздних пьесах кораблекрушение становится очистительным испытанием – не карой за грехи, а дорогой к осознанию вины и раскаянию. В этих поздних пьесах морское путешествие может привести к смерти, к возрождению, а также к срыванию масок и обнажению подлинного естества персонажей. Однако в “Комедии ошибок” тема кораблекрушения еще не приобрела такого смысла.