Если хочешь стать в чем-то великим, нужно иметь конкретное представление о том, чего именно ты хочешь, почему ты этого хочешь и когда ты хочешь, чтобы это случилось.
Все великие делают это, включая тех великих, о которых вы узнаете гораздо больше из остальных глав этой книги. Это был важнейший компонент пути Шон Джонсон к пьедесталу в Пекине, восхождения Кайла Мейнарда на гору Килиманджаро, превращения Рича Ролла из толстого одышливого юриста в ультрамарафонца мирового класса, создания Скутером Брауном одной из самых успешных фирм менеджмента в музыкальной индустрии и дороги, которую проложил себе мой брат в ряды великих мировых джазовых музыкантов. И это я перечислил лишь немногих. Кстати, наличие ви́дения – еще не все, что нужно, чтобы быть великим, счастливым или успешным, но зато без ви́дения совершенно точно невозможно стать ни первым, ни вторым, ни третьим.
Урок № 2: позвольте своему ви́дению быть вашей идентичностью
Мы сосредоточились первым делом на создании ви́дения, потому что это самый важный шаг на каком угодно пути и для достижения любой цели, желанной для вас, во всякой сфере жизни. Но мы также должны четко представлять, что такое ви́дение.
Ви́дение – это не просто мечта. Мощное ви́дение возникает, когда мы объединяем свои мечты с набором четких целей.
Без того или другого мы склонны блуждать в бесцельном и лишенном ориентиров тумане, потому что мечта без целей – это всего лишь фантазия. А фантазии – это уже не ви́дение, а виде́ния, причем дурного, галлюциногенного рода, а отнюдь не реального.
Без реального ви́дения у нас нет идентичности. Наличие же реального ви́дения не только проясняет, чего мы хотим: оно определяет, чем и кем мы хотим быть. Когда я был маленьким, моим ви́дением было достичь статуса «всеамериканца», но на самом деле я хотел быть великим.
Для Анхеля те конверсы означали быть таким же, как все другие дети, – быть равным им – в тот момент его жизни, когда он чувствовал себя отличным от любого из них. Большинству из нас может быть созвучно желание заиметь что-то стильное, такое, что есть у наших друзей; но лишь немногие из нас, вероятно, способны понять, какими могут быть буквальные и фигуральные трудности с идентичностью в столь юном возрасте. Когда Анхель впервые пошел в школу, опекунша представила мальчика директору, назвав его Анджело, хотя это было не его имя. В 1950-х годах в Нью-Йорке легче было жить, если тебя считали итальянцем, а не кубинцем. Только когда он стал самостоятельным и поступил в колледж, ему удалось наконец убедить людей называть его так, как он хотел называться.