Заложники войны 1941—1945 гг. - страница 2
Теперь вернемся к тружениками тыла. По архивным данным, за четыре года войны было осуждено 16 миллионов человек. Из них около 500 тысяч – криминал, они сидели в тюрьмах или были расстреляны. Однако пятнадцать с половиной миллионов осужденных были тружениками тыла в самом широком понимании этого слова. За что сажали тех, кто трудился на различных предприятиях? Судили за опоздание более чем на 15 минут, за прогул, за нарушение технологических процессов производства, за допущенный сверхнормативный брак производимой продукции, за поломки оборудования, на котором работает рабочий, за иные нарушения трудовой и производственной дисциплины. В колхозах судили за невыполнение заданной нормы выработки трудодней, за прогулы, за мелкое воровство с колхозных полей и амбаров и за другие проступки.
Из этих 16,5 миллионов осужденных фактически ни один человек не попал в тюрьму или в ИТЛ, все они были приговорены к исправительным трудовым работам. То есть эти люди оставались работать на своих рабочих местах, так как арестовывать их и сажать в тюрьму было крайне невыгодно. А по приговору суда с их заработной платы удерживалось 20%, а также срок, на который они были осуждены, не входил в их трудовой стаж. Это ли не «заградотряд»? Таким образом труженики тыла становились заложниками советской власти.
В этой книге я постараюсь описать жизнь моих ближайших родных, которые были заложниками Войны.
Часть I. Июнь-июль 1941 года
Глава 1
В 1941 году мы жили в деревне Галынка Осиповичского района. Моя мама работала учительницей в начальной школе. В январе 1940 года в тюрьме г. Орша умер мой папа, и моя мама в августе 1940 года вышла замуж за Верниковского Михаила Викторовича, который работал в колхозе там же, в Галынке, кузнецом. У Верниковского так же в 1937 году умерла от туберкулеза его жена, остались двое детей: семилетняя дочь Валя и двухгодовалый сын Володя. У моей мамы детей было двое: мне было 4 года, а моему младшему брату Игорь – один год. Жена Верниковского работала в Галынке учительницей. Собственно говоря, мою маму прислали на работу в Галынку взамен умершей Верниковской. В апреле 1941 года мама родила от Верниковского дочь, назвали ее Маргарита. Так в нашей семье стало пятеро детей.
И вот мы практически всей нашей большой семьей (дочь Верниковскогго Валя осталась у своих родственников, они жили в деревне в пяти километрах от Галынки) в мае 1941 года отправились на каникулы в город Рогачев к маминой маме. Ехали поездом. На мне были детская «матроска» и бескозырка. Я постоянно высовывался из окна движущегося поезда, и в итоге бескозырку сорвало и унесло ветром. Бабушка жила на ул. Новоднепровской в небольшом двухкомнатном домике. В этом доме жили моя бабушка со своей 16-летней дочерью Женей, а также бабушкина сестра со своим мужем Йозефом Стратановичем. Бабушка с тетей Женей спали в комнате побольше, а Стратановичи – в маленькой комнатке. И вот вся наша орава ввалилась в этот домик, поселились мы в большой комнате. Мы – трое мальчиков – спали на полу. Бабушка отдала свою кровать моей маме и Верниковскому, а сама спала на русской печи, а тетя Женя спала на чердаке. Я залезал к ней чердак – там было очень хорошо оборудованное для жилья помещение. Были кровать, стол и стулья. Чердак, конечно, не отапливался, но летом там спать было вполне комфортно. В общем, мы не сетовали на тесноту и жили дружно. Поскольку мой отчим был весь апрель на военных сборах командиров запаса, его попросили поделиться впечатлениями бабушкины знакомые – два бывших офицера царской армии. Один из них был полковником, другой чином пониже. Они хотели узнать, как оценивает обстановку на границе с Германией старший лейтенант Красной Армии Верниковский. Моего отчима уволили в запас из РККА за какую-то пьянку, но я ни разу не видел, чтобы он употреблял алкоголь или был выпивши. Сидя на веранде, они слушали его рассказы о Бресте, где проходили сборы комсостава. Мне было это интересно, и я внимательно слушал. По мнению Верниковского, Брест напоминал собой прифронтовой город. Отчим говорил, что в городе много немцев в гражданской одежде, а местные жители говорят, что немецкая армия стоит за Бугом и вот-вот войдет в город. Наших войск там тоже много, но много и «бестолковщины». Так, например, танкисты из дивизии, стоящей под Брестом, говорили, что танки стоят без моторов, так как их сняли на капитальный ремонт. В Рогачеве жители тоже говорили, что война с Германией вот-вот начнется, но гадали, кто начнет её первым – Сталин или Гитлер. Поэтому я в ответ на заявления историков и псевдоисториков, утверждающих о том, что война началась для населения неожиданно, с полной ответственностью утверждаю, что это не так. Войну ожидали, по крайней мере, в восточной Белоруссии, где я в то время жил. А в Бресте – тем более. Я помню, как тот полковник сказал, что, учитывая то, как располагаются наши войска и общую обстановку, он считает, что Сталин намеревается наступать. Он обосновывал своё суждение тем, что расположение войск, особенно по выступам, таким, как Белостокский и другие, для наступления достаточно благоприятное, а концентрация и численность войск в тех местах, о которых говорил Верниковский, также этому благоприятствуют. Естественно, никто не знал, как скоро Сталин начнет наступление и начнет ли его вообще, однако же один из этих офицеров сказал, что, не приведи Господь, немцы начнут превентивное наступление на СССР – нашим войскам будет очень тяжело защищаться. Он объяснял это неудачным расположением наших войск для обороны и духом Красной Армии, подготовленной воевать в наступательных операциях только на чужой территории. Таким образом, все собеседники пришли к единому мнению, что, если Сталин не начнет наступательную войну первым, а первым начнет эту войну Гитлер, нам будет очень плохо. От себя хочу добавить, что впоследствии многие мне говорили, что я просто-напросто выдумал рассуждения этих офицеров. Что я, будучи восьмилетним мальчиком, не мог понимать, о чем они говорят. А я и не понимал. В тот момент я просто дословно запомнил рассуждения офицеров, не понимая их смысла. Кончено, осмыслил я всё это гораздо позднее.