Не помню, что нами двигало – азарт или безнаказанность. Однажды после уроков мы с подругой остались в классе. Разрисовали стенгазету, залили ящик учительского стола чернилами, испачкали краской ткань, закрывавшую проектор.
Следующий день превратил оставшиеся годы учёбы в ад. Я так и не выкарабкалась.
Я не привыкла к допросам и следствию. Сначала этим занялась наша классная, потом завуч. В соседнем кабинете ждали наши родители. А мы писали объяснительные. Меня, отличницу, грозились поставить на учёт в детскую комнату милиции. Я ещё не научилась врать. Это сейчас решу, что сказать – правду или то, что хотят услышать. Тогда призналась, что ненавижу классную руководительницу. А потом повторила, глядя ей в глаза. Ведь если человек прав, ему нечего стесняться или бояться. Это была моя правда.
На следующий день мне объявили бойкот. Кто был инициатором, не знаю. Возможно, та самая учительница негласно одобрила травлю. С тех пор боюсь повторения. Страшно оказаться одной против толпы. Или быть отвергнутой. Сердце замирает, когда возвращаешься в темноте домой, ожидая избиения. Унизительно проживаешь день за днём, когда не здороваются и делают вид, что тебя нет. За спиной шушукаются и замолкают, стоит обернуться. Перекидываются записками, в которых решают, как сложится моя судьба после уроков. А пока накидывают половую тряпку на плечи и бросают в спину дротики из швейных иголок.
Я могу справиться с любым человеком – уговорами, лестью или просто заняться сексом. Против толпы я бессильна. Каждый день, возвращаясь после учебного дня полного издевательств, дома меня ждало продолжение – язвительные насмешки и допрос родителей. Через месяц я наглоталась таблеток. Диагноз – «попытка самоубийства», больница, уколы, таблетки и ставшая привычной ложь, что хочу жить. Звериная осторожность, когда кожей ощущаю на себе враждебные взгляды, обострённое предчувствие, недоверие. Держу людей на расстоянии, ухожу за полшага до того, как станет поздно. И тихо радуюсь хрупкому равновесию мира.
В…
Вина. Та ниточка, за которую меня можно дёргать, как марионетку. Вина и слова «ты должна». Кажется, убедила себя, что уже не. И влипаю в отношения снова, где вина – разменная монета в заведомо проигрышной для меня партии.
Словно специально выбираю людей и ситуации, чтобы испытывать вину снова и снова. Выворачиваюсь наизнанку, пытаясь найти нужные слова и вымолить прощение. Вина и прощение. И только потом любовь. Я так и не могу признать, что меня можно любить. Вина и прощение придают изощрённую остроту отношениям, игре с близкими людьми, которые никогда не станут родными. Они – всего лишь обычные люди, не без греха и порока, решившие, что могут прощать и наказывать. Или я наделяю их этим правом. Не боги.