Ты хрипишь от тошнотворной паники, хрипы переходят в полурёв-полувой.
– Нет, нет, ты совсем рехнулся, псих долбанный?!. Чего тебе надо-то, а? Давай договоримся? Слышь, брат, давай договоримся, а? Ну?..
Я опять тихо усмехаюсь. Ты что, хочешь договориться со своей судьбой? Она уже предопределена.
– Мне ничего от тебя не нужно, дурачок, – ласково говорю я. – Ты ничего не можешь мне дать.
Твое лицо застывает, точно причудливая маска смерти. Это уже не отчаяние, это прострация. Секунду спустя оно оживает, претерпевая ряд мимических метаморфоз – неверие, страх, удивление сменяют друг друга – и, наконец, наливается бессильной злобой.
– Ты, сука, ответишь, ты ответишь мне, тварь! Ты понял, сволочь? Я тебя из-под земли достану!..
Ты вопишь, а слюна брызгает на меня. Я не ощущаю брезгливости и не отстраняюсь.
Когда ты выдыхаешься, я качаю головой.
Пустые слова… Как ты меня достанешь? Мы в объятиях тьмы, ты не видишь меня, не знаешь, ни где мы, ни как сюда попали. Ты мне совершенно не страшен. Это в мире продажных чиновников и легализованных преступников, что подчас одно и то же, ты можешь угрожать мне. Но не в моем мире.
– Из-под земли достанешь? – повторяю я мечтательно. – Нет, дружок, ты меня никогда не найдешь. Быть может, я пройду рядом с тобой, а ты не увидишь меня в своем вечном мраке… Чтобы узнать, нужны глаза…
Ты снова кричишь дурным голосом. Эти вопли надоедают мне, и я затыкаю тебе рот кляпом. Крики переходят в мычание. Забавно, в страхе человек издает громкие звуки; для чего? Чтобы нашли враги?
Я подношу ложку к уголку глаза. Ты зажмуриваешься, дергаешь головой, но ремни не дают свободу маневра. Я слегка надавливаю…
Мычание становится прерывистым, похожим на истерические хихиканье сквозь подушку. Если бы ты не дергался, было бы не столь больно…
Между заостренным краем ложки и кожей показывается кровь. Я резко давлю ложкой, и она легко входит между веком и глазным яблоком, будто в подтаявшее масло. От тебя исходят новые звуки, вроде хлюпанья. Возможно, это кровь проникла по слезному каналу тебе в носовую полость? И ты теперь давишься ею?
Быстрыми и точными движениями я отделяю глаз от глазодвигательных мышц.
– Не кричи, – приговариваю я, не обращая внимания на шум, который ты производишь. – Тебя никто не услышит. Я вырежу твои глаза. Отныне они мои. Отныне твой мир – царство тьмы. Царство, откуда когда-то вышел и я.