Олька молча кивнула. Слезы закончились. Все, что говорила Татьяна, теперь доносилось, как сквозь вату. Страшно хотелось спать…
Татьяна еще что-то говорила. Находила в ее теле что-то болючее, заставляла дышать, снабжала носовыми платками. Иногда Ольке становилось так больно, что хотелось закричать- но не получалось. Вместо крика получался только мучительный прерывистый выдох.
– Я знаю, что это за человек. Это – ты сама.
И потом боль закончилась. Словно ее и не было. Ощущение было странное и непривычное – между лопаток и чуть ниже снизу вверх теплилось мягкое и невесомое.
– Так, порядок. Осталось чуть-чуть.
Таня отступила на шаг, оглядела Ольку с ног до головы. Покачала головой. Вернулась, ощупала ее шею.
– Тебе кивнуть вперед или назад голову откинуть больно?
– Вперед…
– Вспоминай, когда и кому не сказала «Да»?
– Вспомнила…
– Ну так скажи!
– Ему не нужно…
– Это не важно! Важно сказать. Ну же!
– Нет… Я не могу…
Таня устало опустила руки.
– Этого человека ведь больше нет в твоей жизни? И свое «да» ты скажешь самой себе, тебе нужно…
– Есть, Тань. Ничего не могу поделать. Он есть. И я хочу сказать это «да». Только уже поздно. А самой себе – это не по-настоящему. Это не сработает.
– И что дальше?
– Ничего. Дальше ничего. Поэтому они не отрастут, а я больше не живу. Зря я пришла, прости. Хотя нет, мне и вправду гораздо легче, чем было… Спасибо… Пойду.
Татьяна смотрела в окно вслед сутулой, медленно бредущей на автобусную остановку подруге. Вспомнила, что у той, по сути, все было для счастья. Муж, дети, работа, друзья. Вспомнила отвратительное ощущение пустоты под ладошкой в проекции нижних грудных позвонков. Передернула плечами.
– Упаси Господь…