Сид возвращается и смотрит мне в
глаза. Он протягивает руку, не решаясь коснуться покрытых изморозью
волос. На его лице играет кривая усмешка.
– Я выполнил наш уговор, и теперь я
свободен. Не потому, что ты сделала мне одолжение, человечка, –
сказал он. – Возьми мой дар, он тебе еще пригодится. Чистая
кровь волшебного народа значит не меньше, чем настоящее Имя.
«Как высокопарно, данна». Но
в этот миг выспренние слова кажутся как нельзя более уместными. Он
склоняется ко мне. Я вдруг успокаиваюсь и жду... чего? Внезапно
вспоминаю, что я женщина, а он мужчина.
– Твигги... – он наклоняется, обняв
меня и приблизив лицо так, что я вижу мельчайшие морщинки у карих
глаз, узор на радужке, ощущаю его сладкое дыхание. Мазнув мимо губ
щекой, он обнимает меня. Как двусмысленно. Раньше он не был таким
прямолинейным.
– Не понимаю... Данна? – спрашиваю
я.
– А тебе и не нужно. Сохрани этот
цветок. Так я буду знать, где ты и что с тобой, – отвечает он. –
Тебе правда ничего не нужно?
Теперь это звучит непристойным
намеком. Жаль, что мне не видно его лица. Игнорирую вопрос и
неловко ерзаю в его объятиях.
– Хорошо, сохраню, – пообещала я. –
Надо выкопать цветок. Кажется, у Жико была лопатка…
Он тихо смеется в ответ, не разжимая
объятий.
***
На рассвете он уехал, а в старой
повозке в горшке поселилась никогда не вянущая ромашка, которая
пахла так сладко! Иногда мне казалось, что она поворачивает венчик
вслед за мной. На стебле и листьях просвечивали пурпурные жилки,
наполненные волшебной кровью. Странный дар.
Магда ворчала:
– Опять ты ввязалась не в свое
дело.
– Вам-то что, уважаемая? – отвечала я
ей в сотый раз.
– А ты о нас подумала? А тем паче о
себе? Твой сид мог нас убить в любой момент, – говорила старая
женщина.
– Не убил же. И он не мой!
– Но мог! Я бы не пережила, если бы с
моей девочкой что-то случилось! И кто, как не ты, притащил его к
нам.
С этим не поспоришь.
– Приятно, что ты обо мне заботишься,
Магда, – сказала я.
В моих словах ни капли иронии. Я
правда... благодарна, признательна и много чего еще. С тех пор, как
я покинула дом, никто не заботился обо мне так бескорыстно и не
переживал за меня, как за родную. Не знаю, за что мне такое
счастье. И я ценю каждый миг в их присутствии.
С моего появления в труппе Магда
стала мне «бабушкой», Фила и Фрида – «тетушками», господин
антрепренер – добрым, но строгим «дядюшкой», акробаты – «братьями»,
и множество детей артистов – «племянниками» и «племянницами»…