— Вот же нашел инат на инат у двух липовцев, — проворчал
Кайлен.
Кузнец тихо засмеялся. Совершенно не переводимое ни на один
другой язык липовское словечко «инат» означало невообразимую
твердолобость, заставляющую идти на принцип. И упираться на этом
пути до последнего, хуже барана. Так что выяснять, есть ли у
Кайлена повод для беспокойства или Горан замечательно справится,
они тут могли продолжать не то что до ночи, а до самой двенадцатой
ночи, пока Святки не кончатся.
— Вы первый уступите, — улыбаясь, сказал Горан. — Вы намного
меньше, чем я, липовец.
— Как ты догадался-то? — наконец решил спросить Кайлен, когда
самое важное уже было проговорено.
— Я, уж извините, в окно случайно выглянул и увидал, как вы
амулет закапываете… А потом остальное сложил один к одному: как вы
от небесного железа подальше держались, как в кузницу зашли только
с моего разрешения да насколько хорошо вилу понимаете… будто она
вам родня.
— Не родня, — возразил Кайлен. — Совсем другое существо. Родня
мне, кроме жителей холмов, только люди. Я все же на три четверти
человек. А матушка моя — наполовину.
— Мария тоже не знает, — сообразил Горан. — Потому что про нее
вы еще пуще, чем про меня, переживаете.
— Даже Ионел не знает, хоть и помогает мне постоянно в делах, —
подтвердил Кайлен. — Люди сами должны к этому приходить, когда
захотели о колдовстве больше узнать. А не из-за того, что со мной
связались, а я такой уродился, что просто знать обо мне больше —
уже под Пакт попасть.
— Сдается мне, вы здесь вовсе не с той стороны думаете…
— А с какой, по-твоему, надо?
— С такой, что Мария вас любит. И брат ее — тоже. А в том, чтоб
не знать про того, кто тебе дорог, настолько важного — ничего
хорошего нет. И всегда дурно заканчивается.
— Ты ей расскажешь, — заключил Кайлен. — Еще до свадьбы.
— Но не раньше вас. Не решитесь рассказать — силком перед
свадьбой к Марии притащу сознаваться. Но лучше бы вы сами,
конечно…
Кайлен немного помолчал, уставившись на снег. Ковырнул его
носком сапога, размышляя, а потом решил:
— Из леса вернемся — расскажу. Потому что ты прав. И вчера был
прав, когда меня к Марии спроваживал. Это дурная гордость, даже
самонадеянность — считать, что я-то с любыми трудностями и
сложностями справлюсь, а вокруг все такие хрупкие и беречь их надо…
И разбираться со всем нужно самостоятельно, молча стиснув зубы и
никому ничего не рассказывая.