В коридоре неожиданно обнаруживается вечно запертый в палате Димка.
– Привет, – улыбается он.
Я невольно улыбаюсь в ответ. Димка очень обаятельный. У него огромные, на пол-лица, мультяшные глаза и вытянутые на коленках треники. Я думала, ему четыре года, но ему уже десять. Димка не растет. Он ворует сахар и хлеб из чужих холодильников и ждет, что мама-алкоголичка заберет его домой. Только вот мама не заберет. Она даже ни разу не пришла навестить сына.
– Что делаешь? – заводит светскую беседу Димка. – Не знаешь, чье это яблоко?
На столе у медсестры лежит краснобокий глянцевый фрукт, будто сделанный из папье-маше.
– Не знаю. Но у меня тоже есть яблоко. Хочешь?
Глаза Димки загораются. Это настолько завораживающее зрелище, что я ненадолго зависаю на полпути к холодильнику.
– Так где твое? – подгоняет собеседник.
Выдаю ему зеленое «симиренко» из собственных запасов. Димка вгрызается в него, как оголодавшая гусеница.
– Ах ты, гаденыш! Отдай немедленно! – придонная медсестра несется к нам разгневанной фурией. Димка начинает жевать быстрее и чуть не давится особо крупным куском.
– Это я ему яблоко дала. Что вы ругаетесь? – ужасно боюсь скандалов. Но не бросать же крошечного Димку наедине с этим придонным ужасом. Может, переименовать ее в Ската? Вон как молнии мечет.
– Вы что, издеваетесь? Он и так из всех холодильников еду ворует! Вы не видите, что он заперт? Ему ничего нельзя, у него желудок совсем расстроен. Он теперь три дня с горшка не слезет, а мне убирай!
– А нормально разговаривать тоже нельзя?
– Вы бы, мамаша, за своим ребенком смотрели. Никак сахар не можете в десятку вогнать. На обед давно пора идти, а вы тут прохлаждаетесь. Совсем без мозга! – медсестра заталкивает Димку в палату.
Он прижимается лицом к стеклу, размазывая яблочный сок по щекам.
– Прости, – шепчу я и прячусь в палату. Изо всех сил прижимаю к себе Данюшу. Она покорно выдерживает объятие и осторожно спрашивает: кушать еще не пора?
– Сейчас пойдем.
Делаю три глубоких вдоха. Разворот. Не смотреть на измазанное соком стекло соседней палаты. Не смотреть, не смотреть.
Спускаемся по огромной лестнице, которая больше подошла бы для красной дорожки «Оскара», чем для маленьких ножек больных детей. Больница расположена в старом особняке, там высоченные потолки и широкие лестницы. Но Дана терпеливо преодолевает два пролета, отдыхая на каждой пятой ступеньке. Ведь мы идем в столовую!