Впервые за мои двадцать два года я почувствовала себя дома. Будто я наконец-то оказалась в надежной и гостеприимной гавани.
– Вам нравятся белые розы, синьорина? Может, Вы предпочитаете оранжевые или красные? Или желтые?
Этот каверзный вопрос вернул меня с небес на землю, хотя в устах этой любезной женщины он прозвучал вполне невинно.
– Мне нравятся любые. У меня нет каких-то особых предпочтений, – прошептала я, закрывая глаза.
– Готова поспорить, что Вам нравятся красные. Всем женщинам нравятся красные розы. Хотя мне это кажется неправильным… В том смысле… Что красные розы должен дарить только поклонник… У Вас есть молодой человек, синьорина Бруно?
– Нет.
Мой голос был едва слышен. Это был тон усталого человека, который никогда не дает другого ответа.
– Какая жалость. Хотя это очевидно, иначе Вас бы не было в этом месте, затерянном и далеком от Вашего любимого. Здесь, Вы вряд ли кого-то встретите…
Я открыла глаза.
– Я не ищу жениха.
Ее лицо тут же просветлело.
– Значит, Вы не будете разочарованы. Здесь почти невозможно с кем-то познакомиться, потому что все уже имеют пару. Тут становятся помолвленными еще в детском саду… Все эти сельские местности совершенно закрыты для всего нового и для целого мира.
А я была другой. Безвозвратно другой.
– Как я Вам уже сказала, для меня это совершенно не проблема, – произнесла я сдержанно.
– У Вас такие красивые волосы с рыжеватым отливом, синьорина Бруно. Я Вам завидую. Это характерно для шотландцев, хотя Вы и не шотландка.
Я рассеянно провела рукой по волосам, улыбнувшись ей. Я не стала ей отвечать, будучи привычной к такого рода комментариям. Женщина же снова начала стрекотать, а я опять погрузилась в свои горькие воспоминания, которые не выветриваются быстро, а напротив, исчезают очень неохотно, зато молниеносно возвращаются обратно. Но, не позволив раскаленному копью памяти пронзить меня, я прервала экономку на середине следующей истории.
– Какими будут мои рабочие часы?
Женщина одобрительно кивнула, видя мою самоотверженность.
– С девяти утра до пяти вечера, синьорина. Конечно, еще будет обеденный перерыв. По этому поводу хочу сказать Вам, что синьор МакЛэйн предпочитает обедать в своей комнате в полном одиночестве. Боюсь, у Вас не будет компании, – сказала она с сожалением, и в ее голосе прозвучали извиняющиеся нотки. – Он очень разочарованный мужчина. Знаете… из-за трагедии… он как лев в клетке, и поверьте… когда он кричит, хочется бросить все и сбежать… Именно так и поступили три предыдущие секретарши, – глаза ее, казалось, изучают меня сквозь увеличительные линзы. – Вы мне кажетесь подходящей с точки зрения здравого смысла и опыта. Я надеюсь, что Вы сможете выдержать дольше, я Вам этого желаю от всего сердца…