Пануля помогает писать книгу
Не могу не сказать и о немецких хороших знакомых и настоящих друзьях. Этот солидный капитал Валентин приобрел, работая в Бонне послом. Всех не перечислишь, назову только четыре имени: Марион фон Денхоф, Рудольф Аугштайн, Эгон Бар, Берндт Гретен (мужчины – по алфавиту). Друзья в каждый переломный момент проявляли искреннее внимание к нашей жизни. Мы благодарны им за то, что дружбу они не ставили в зависимость от конъюнктуры и высоты ступенек на служебной лестнице. Эта дружба – его почет!
В пору своего влияния – до и после работы в «Известиях» – муж старался быть полезным тем, кто нуждался в его помощи. Она могла заключаться в житейских мелочах (организовать врачебную консультацию, купить лекарство, достать к сроку билет на самолет и т. д.). Но нередко неподдельное участие, осознание того, что «если не я – то кто же», поглощало много нервов, времени, сил, заставляя пробивать бюрократическую стену.
Через годы эта помощь обернулась нам добром. В трудную осень 1991 года друзья поддерживали нас своей верой. Они звонили из Москвы и Ленинграда, разыскивали нас из-за границы. Искали, зная, что наш телефон прослушивался! Никогда не забуду разговор с вдовой Евгения Мравинского. Она звонила из Ленинграда:
– Передайте ему, что он – олицетворение чести, наша гордость, что мы все его очень любим и сумма нашей любви не даст ему погибнуть.
Спасибо, Александра Михайловна.
Я встречалась с ней всего однажды, когда она с Евгением Александровичем после концерта в 1982 году пришла к нам в гости (о концерте стоит рассказать отдельно). Она – первая флейта в его оркестре. Доброе, симпатичное лицо, гладко зачесанные волосы, неброский дорогой костюм – словом, облик женщины, которая не пытается за внешней эффектностью скрыть отсутствие природного ума и врожденной интеллигентности.
Наша маленькая собачка, проявляя к гостье особое расположение, облизала ей руки и принялась на свой лад укладывать ее прическу. Александра Михайловна со смехом приняла собачье объяснение в любви.
За ужином – неторопливая беседа, полная доверительности и взаимопонимания, философской возвышенности. А спокойствию предшествовали весьма бурные события.
Незадолго до концерта в Москве Е. Мравинский позвонил мужу на службу:
– У меня есть две возможности: либо вы меня примете, либо я покончу с собой.