– Что, небось, думаешь сказки всё это? Так вот: прошлой осенью матушка Анафролия прибегает – лица нет, кричит. Ещё чуть-чуть – и сомлеет. «Ой, – кричит, – медведь на пасеке!» Но что делать? Подхватилась я – и бегом. И точно: стоит, ирод, на задних лапах, на плетень опёрся. Вот-вот и проломит. Я к нему ближе, ближе. Анафролия вцепилась в меня и тянет – не пущу, дескать. Я сама дрожу, но тут как начала молитву святому Николаю-заступнику возносить! Молюсь громко, аж кричу. И тут мишка окаянный рыкнул, опустился на все четыре лапы и пошёл в лес. Вот, видишь – сила-то какая в молитве заключена!
Через пару лет мы с женой и сыном опять навестили матушек. Два дня гостевали, сено помогали убрать. Под конец пришли к игуменье прощаться, поскольку пора было и честь знать. Тут матушка Надежда и говорит: «Пойдем, покажу». Мы прошли в небольшую пристройку. Половина её была отгорожена решёткой из толстых деревянных прутьев. За нею на широкой лавке лежала старушка, укрытая каким-то рваньем. Мы, остолбеневши, уставились на неё.
– Это что это, это кто это? – чуть заикаясь от неожиданности, спросила жена.
– Да Марьюшка это, – ответила игуменья.
– А что это она тут делает?
– Да с головой у неё не все в порядке. Пришла помирать, да задерживается. Видать, что к Господу ещё рано.
– А почему в клетке-то?
– Дык мажется она.
– ???
– Ну, дерётся. Так мы её в клетку, пусть там сидит. Подождём, пока Господь не заберет.
Оказалось, что в монастырь приходят совсем уж немощные старики и старушки. Чтоб, значит, помереть в святом месте… Сама матушка Надежда была твёрдым руководителем своего небольшого коллектива: грамотная, умная, говорила на очень правильном русском языке, но зачастую использовала давно вышедшие у нас словечки. Хорошо рисовала. Основными сюжетами были картинки из жизни: марал, пасущийся на полянке, рябчики на ветке, стая глухарок, избушка… Рисовала она гусиным перышком, а в качестве красок использовались растертые в мельчайший порошок грифели цветных карандашей. Порошок разводился лампадным маслом, а карандаши сначала привозили охотники, а позже мы. Она дарила нам эти картинки, а также коврики, сотканные из лоскутков ткани.
Несмотря на всего лишь начальное образование, местные мужики были и рукастые и очень даже головастые. Они не только блестяще владели исконными крестьянскими навыками, но и разбирались в технике, мастерили всякие приспособления. Жена им кучу разной специальной литературы по обработке металла слала, а я инструмент всякий. Каждый раз приезжая, я не переставал удивляться – то из бензопилы вертолет задумали, то в лодку мотор от автомобиля попытались приспособить, чтобы сделать водометный двигатель, то из мотоцикла замечательный снегоход соорудили, то просто чудили из удовольствия. Как-то раз мы с моим питерским дядюшкой жили несколько дней в дальней избушке. Ждали Павла Прокопьевича и его приятеля Яшку. Они были женаты на сёстрах и дружили с детства. Я ещё весной сговорился с ними, чтоб доставили нас с моим дядюшкой далеко вверх по течению в место, где когда-то, много тысячелетий назад взорвался вулкан. Раскалённая лава пропилила в скалах русло Реки, и пейзажи там были фантастические. Дядюшка жаждал их запечатлеть и согласился оплатить парням доставку и сопровождение. Неожиданно к нам в компанию прибавились ещё один Прокопьевич, Константин и его двоюродный брат Иван, сын Макария Ермогеновича. Они за неделю до этого накосили сено на большом лугу, в двух километрах от нашей избушки ниже по течению Реки. Теперь же надо было свезти все копёшки в одно место и сметать большой стог на зиму. Здесь сходились границы их охотничьих участков, и сено требовалось лошадям. Я тут же вызвался возить копёшки, а дядюшка решил забраться на вершину высокой горы, чтобы сделать несколько панорамных снимков. Но парни задумали «упростить» свою работу. Они нашли на краю поляны две лиственницы и собрались сметать стог между ними. Почти два дня они потратили, чтобы из двух обрубков дерева вырезать ножом крюк и блок, чтобы с их помощью метать сразу целиком копёшку! Я возил, они метали. Блок привязали к натянутой между деревьями верёвке. Перебросили через него другую верёвку, к её концу привязали крюк, которым поддевали копёшку. Один из охотников, таща за свободный конец верёвки, поднимал копёшку, второй – без усилий укладывал её на место в большущий стог. На всё ушло почти три дня. Займись они метанием стога по старинке, управились бы за день! В разгар работ на коне подъехал к нам их родной по матери дядька Савва. Он смотрел, смотрел на их работу, потом плюнул и проворчал, дескать, вот чего вздумали, делать парням нечего, и поехал дальше. Его зимовье было рядом, и он решил проверить всё ли в порядке. Лето выдалось сухое, и медведь шалил, грабил запасы охотников, так как и ягод и ореха было мало.