Прокопьевичи вообще выделялись своей грамотностью среди всех обитателей деревеньки. Они выписывали кучу самых разных журналов – от чисто технических до «Науки и жизни» и даже «Юного техника». Интересовались политикой и донимали меня вопросами о жизни, как они говорили, «на Большой земле». В то же время они сохранили этакую детскую непосредственность, наивность в хорошем смысле слова. Они были искренне религиозными и противились, как могли таким благам цивилизации, как радио и телевидение. Они искренне верили в разные сказочные чудеса, леших и ведьм. Однажды мы сидели у костра. Яков, тогда совсем ещё молодой парнишка, только вернувшийся из армии и сватавшийся к сестре жены Павла, вдруг сообщил мне, тараща свои огромные, цвета крепко заваренного чая, глазища:
– Я весной беся видел! Настоящего!
– Да ну! Не может быть! И как он выглядел, успел рассмотреть?
– Да. Вхожу я в комнату, а там над стулом вертится! Вертится, вертится, жужжит! Такой небольшой, с метр в длину и шириной почти в половину!
– Ну, а рожки, хвост да копытца заметил?
– Да вы что! Да если б я рожки да хвост узрел, так тут бы и сомлел. А может быть, и помер со страху!
Позднее у нас в магазинах появилась электронная игра «Ну, погоди!». Там на крошечном монохромном экранчике с нарастающей скоростью летят яйца, которые ловит волк. Управляя кнопками, надо было ловить эти яйца и зарабатывать очки. Популярна игрушка была невероятно. Мы с трудом купили себе и сыну в Ленинграде и захватили в тайгу. Приехавшие навестить нас охотники увидели невиданную диковинку, заинтересовались и попросили дать поиграть. Лучше бы я им ничего не показывал. Забыв обо всём на свете, здоровые мужики по очереди резались в игрушку так азартно, что я стал бояться, что они просто раздавят хрупкую коробочку. Учитывая, что мелкие кнопочки никак не были рассчитаны на их пальцы, каждый из которых был как мои два, далеко охотники не продвигались. Они орали, переживали, выхватывая коробочку друг у друга из рук. Спохватились, когда солнце уже садилось – прыгнули в лодку и уплыли домой.
Слух об игрушке распространился мгновенно. Через несколько дней мы остановились в следующей избушке. В нескольких километрах от неё жил в полном одиночестве монах-отшельник. В миру ранее был Бориской, а ныне стал отче Боголеп. Не успели мы разложить вещи, как в проёме двери возникла знакомая фигура. Отче в скуфейке, монашеской рясе, подпоясанной узорчатым пояском. Чуть выше меня, но не более метра восьмидесяти, с окладистой, рыжей с проседью бородой. Поздоровался, зашёл и присел на край полатей. Как и положено разговор пошёл о том, о сём, о погоде, рыбалке, урожае. Он расспрашивал о новостях из большого мира, интересовался, будет ли война. Наконец, помолчав с несколько минут, он сказал: