Дай мне знать, если все еще… - страница 9

Шрифт
Интервал


Глава IV

В жизни столько крутых поворотов, что на одном из них ты, обязательно, рухнешь. Так случилось со мной в одно октябрьское утро. Октябрь я не любила. Было слишком зябко, чтобы оголять щиколотки, и слишком непредсказуемо, чтобы выходить из дома без зонта в булочную за углом, укутавшись в шерстяной шарф. Но в этой стране октябрь быть нежным, теплым, солнечным. Только изредка были дни, когда холодный ветер срывал с крыш черепицу, а шерстяной шарф становился единственным спасением. Я, как самый настоящий маньяк, вдыхала запах корицы с такой жадностью, что, иногда, мне казалось невозможным делиться этим удовольствием с кем-либо еще. В семь часов утра в булочной уже была свежая выпечка. Я приходила сюда в семь тридцать и забирала с полки мягкий и сочный штрудель с яблоками и корицей. Когда домой я возвращалась со свежеиспеченным штруделем, мой завтрак всегда превращался в настоящий ритуал. Легкий овощной салат или омлет, а затем – крепкий кофе и моя истинная слабость с пьянящим ароматом корицы.

Октябрь здесь был теплым, но, иногда, капризным. И зима здесь, говорят, другая. Снег – редкость, а дневная температура в пределах десяти-двенадцати градусов тепла – норма. Холод всегда был для меня настоящим вызовом. А когда он сковывает не только снаружи, но и внутри, становилось тяжело дышать полной грудью. В тот вечер, когда я сбрасывала в чемодан свои вещи без разбора, за глотком воздуха мне приходилось высовываться в открытое окно. Больше никогда, с тех пор, не ощущала такой жадной нехватки воздуха.

Сложно подсчитать, сколько крутых поворотов было в моей жизни. Могу сказать точно только одно: я всегда находила силы, чтобы после падения подняться. Если разбитая коленка заживает за несколько дней, то душа – не заживает никогда. Она зарубцовывается. Я столько раз слышала избитую фразу: «время лечит», что уже давно перестала на нее реагировать. Оно не лечит. Оно зарубцовывает раны.

– Алло? Бабушка. Наша бабушка. Она… Она умерла.

Я плохо помню, что я говорила в тот момент, и говорила ли вообще. Наша бабушка больше не сможет со мной заговорить. Больше никогда из кухни не будет доноситься запах ее фирменной выпечки, и больше никогда я не смогу ей рассказать обо всем на свете и даже о том, что сейчас на душе, укутавшись в ярко-салатовый махровый халат.