Я опушу веки, закрою глаза и увижу. Это словно в ночь зажигается фонарь. И вижу круглые заснеженные горы, густые оливковые рощи, стада кудрявых овец у подножий гор.
Трогательный Пушким! Чародей вольнодумный и знаток тайн!
За ночь вровень с домом вырастала целая снежная гора. Утром на санках летишь с нее вниз – дух захватывает. Папа сделал мне из неотесанных талин лыжи, и я каталась на них с горки дотемна, пока не доносился со двора зов обеспокоенной мамы. Стихотворные строчки всплывают сами по себе, можно было не только произносить нараспев, но и петь -каждое пушкинское стихотворение подсказывало мотив и мелодию.
И я мечтала, и тихо пела, и все у меня внутри сладко томилось под звучание строк, вышивая на детской душе это нехитрое слово «любовь»:
«Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла».
А вот и замерзшее декабрьское солнце осторожно поднялось и удивлено и ласково оглядело землю, покрытую нетронутым мягким снегом. Прозрачное морозное утро исподволь наполнялось светилом и чистотой искрящегося под его лучами снега:
«Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
блестя на солнце, снег лежит».
Все вокруг кажется волшебным и удивительно прекрасным, белым и чистым: и легкие узорчатые снежинки, летящие на землю для тепла и красоты, и пушистый снег, нежно укрывающий задумчивые ветки деревьев, и колючий иней, причудливой мозаикой украсивший замерзшие оконные стекла.
Все -таки природа – это мир сказки!
Я просыпаюсь с ощущением радости, потому что это так светло и ликующе воскликнул во мне Пушкин: «Мороз и солнце, день чудесный!», и подарил мне с этим напевным стихом изумительный образ:
«Еще ты дремлешь, друг прелестный…»
И я весь день ношу в себе этот восторг и восхищение жизни.
Вот таким солнечно-волшебным вошел в мое детство Пушкин да так и остался в нем навсегда единственным и неповторимым, не имеющим себе равных, потому что «…из тысячи фигурок, даже одна на другую поставленных, не сделаешь Пушкина».
Через Пушкина я чувствовал и русскую землю, и небо, под которым родилась и жила. Он возвращался из своего отсутствия, живой и видимый, всматривался в меня своими всепонимающими голубыми глазами и говорил открыто:
«Соберитесь иногда читать мой свиток верный…
А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,