И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью…»
Как я сокрушался, что не была современником Пушкина! Уж точно, не дала бы убить его на дуэли – грудь бы свою подставила, но не дала. Убийца Дантес был для меня самым отвратительным человеком на земле.
А когда я повзрослел, прочитал то, что я чувствовал в детстве, но высказать так точно, красочно и увлекательно не мог: «…мне нравилось, что уходим мы или приходим, а он – всегда стоит. Под снегом, под летящими листьями, в заре, в синеве, в мутном молоке зимы – всегда стоит.
Наших богов иногда, хоть редко, но переставляли. Наших богов, под Рождество и под Пасху, тряпкой обмахивали. Этого же мыли дожди и сушили ветра. Этот – всегда стоял» (Марина Цветаева)…
Вот такой в моем детском сердце жила волшебная страна… Россия – Родина среди нежных берез, утопающая в ветках черемухи.
В долгие зимние вечера мудрые и неторопливые старики вспоминали войны, которая вела Россия, чтобы оставаться свободной и независимой. А бабушки на старомодный манер с благоговением рассказывали нам, внукам, какая она сильная и бесстрашная – эта страна с названием Россия, самая главная в мире и такая большая, что нет ей конца и края. И все это завоевали для нас наши предки, смелые и мужественные.
А затем следовали дивные истории и чудесные сказки, в которых русские богатыри всегда побеждали своих врагов, а русских никто и никогда не мог одолеть, ибо не случалось еще такого, чтобы покорилась кому-то земля русская. И каждое слово наполняло нас священным трепетом и гордостью за наш великий народ… видела я в своем воображении князя Олега, победителя греков, как он прибивает щит победителя к цареградским воротам, а рядом с ним его храбрая дружина, и до меня доносился голос этого великого русского героя: «Кто более и славнее меня в свете?»
Потрескивали поленья в печи, тепло и уютно в доме. Здесь незримо присутствовала мудрость, а в наших душах – щемящая нежность и безграничное чувство родины с простотой Пушкина, идеалами Лермонтова, смехом Гоголя, верой Достоевского и мудростью Толстого. Притихшие от волнения, мы впитывали в себя эту негромкую и чистую любовь, – «скрытую теплоту патриотизма» – и грезили подвигами во славу своего отечества.
Вот так я, мальчиком, представлял себе Россию – огромный край, находящийся в самом центре земли, свободный и могучий, где даже войны и бедствия не могли убить доброту и мудрость, где поселилось счастье и славился так нужный на земле труд.