Над всеми образами Аида как символа униженной Души, обвинения Упырю злу возвышается образ Печальника, фигура Поэта, просящего милостыню для людей, увещевающий вывести их из отрога:
…И долго буду тем любезен я…
Что милость к падшим призывал
Образ обобщённый, многозначный. Сильный. Колоритный.
Мотив неумирающего Человека – из древнего пришедший «В тебе есть все… В тебе – извечные пути». А впоследствии с пушкинским моральным корпусом соотнесла свой «Реквием» Ахматова: «Опять поминальный приблизился час, /Я вижу, я слышу, я чувствую вас…».
Трагизм судьбы человеческой переходит у Поэта границу тления, чтобы вернутся живым финалом, пушкинским Истинным нектаром, что присутствие Смерти дарит присутствие жизни. И История мученичества, ветхой Старухи у пепелища человека, облагороженная величием строк Пушкина, симптоматически переходит в историю подьема человеческой жизни:
Эллеферия, пред тобой
Затмились прелести другие,
Горю тобой, я вечно твой,
Я твой навеки, Эллеферия!
(Слово «эллеферия» греческое, в переводе на русский означает «свобода» – авт.)
Мировоззренческая установка Пушкина проста и не затейлива: кто не верит в себя, тот останавливается на подступах к раю: «Жизнь есть лишь то, что ты думаешь о ней» (император Рима и философ по совместительству М. Аврелий). У поэта своя судьба, своя доля и своя мечта- смотреть на мир глазами счастливых людей, потому что у них соблазны и вожделения не подавляют увлеченность, страстность и развитие и во всякой неудаче они видят новый опыт, новую мораль, новое поученье: «Величайшая слава не в том, чтобы никогда не ошибаться, но в том, чтобы уметь подняться всякий раз, когда падаешь».
Творит огненно и остро, живет азартно, проявлением эмоций, настроений – не цепенеет, внося в мир свои неповторимые пушкинские стили – воспевание незримой связи звезд, пространства и человека:
Мороз и солнце; день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
Да таким проникновенным и чувствительным словом, когда хочется ему душу отворит, чтобы растворилась печаль, вернулась ласточкой молниевидной изьятая из жизни весна и почувствовать как светла жизнь и так красива, будто на белый снег упали янтарные грозди рябины. Словно вкушаешь молодильные яблоки Гесперидова сада и ощущаещь, что опрокидывается на тебя полный ковш живой воды, берущей начало в новозаветных преданиях. А память вытаскивает из своих дальних сусеков высказываник Ф. Ларошфука, точно выражающих суть описываемого состояния: