О себе и судьбах. Стихи и поэмы - страница 3

Шрифт
Интервал


Как пришла – не заметил просто.
И тоска охватила, остро,
Память вёсен, счастливых снов,
Даль тайги и цветущий остров,
И подруги блаженный зов.
Лес печально шумел в ночи,
Свой трофей свежевали волки.
Падал снег, но уже не колкий.
………………………………………
Лес, осенний, тихонько ворчит.
Грустно видеть от жизни осколки,
Но душа, почему-то молчит.

Осень 77 г.

В ДОЛГУ

Для всех я заурядный неудачник.
Смеются: «Распашонка – не душа,
Живёт беспечно, как заядлый дачник,
Живёт, и не имеет ни шиша».
Пусть будет так. Мне много и не надо.
По мне – я даже сказочно богат.
Люблю тайгу и мне за то награда —
Таежные глухие берега,
Безвестных речек карие затоны,
В глубинах камышей утиный кряк,
Морзянка дятла в алых всплесках кроны,
Бой глухарей – весенних забияк.
А лес зимой?..
                        У стога, на делянке,
Застенчиво распишется беляк,
И, с первым золотом, взрывая снег полянки,
Тетерева украсят березняк.
Зима в лесу! А солнце!
                                      Свежесть студит,
Рисуют мыши бусы на снегу…
Я очень жаден, ошибались люди,
Ловлю, хватаю радость на бегу.
И всё мне мало, что-то гонит, будит…
Но чудится мне, будто я в долгу…
Мы все в долгу, да только часто люди
Сокровищниц души не берегут.

Осень 72 г.

ГЛАЗА ДРУГА

Тайга пропала, друг, моя собака,
Пропала год назад, но до сих пор
Я помню день, когда как мальчик плакал.
Её глаза мне снятся, как укор.
И в этом кротком, долгом карем взоре,
Огонь, давно отпевших нам, костров,
Плывут туманы, и томятся зори,
И бег лосей, и взлёт тетеревов.
В них всё, что было, и о чём мечталось…
А нынче, в чьей-то, тесной конуре,
За миску супа, из всего, осталось —
Облаивать заборы во дворе.

Лето 78 г.

И ЕЩЁ О СУДЬБЕ

Он не родиться, ну, просто не мог.
Мать немудрёной породы
Им разрешилась… Свидетели – Бог,
Бог и законы природы.
Вырос как тень. Одинок и уныл,
С роду уюта не зная,
Он лишь скулил или жалобно выл,
Но никогда не залаял.
Был откровенно приветливый пёс,
Только не ведал бедняга —
В жилах он кровь беспородную нёс,
И назывался: «дворняга».
С доброй надеждой любил наперёд
Всех, кто б ни шествовал мимо.
Ждал, может, кто-то его позовёт,
Может быть, даст ему имя.
Только его неухоженный вид
Многих пугал, как проказа.
Был он нередко мальчишками бит,
Но не залаял ни разу.
В сердце его наводили сполох
Всякие – разные люди…
Мясо подбросили: «Жри, Кабыздох.
Жри, тебе досыта будет».