Касаюсь их, пальцами скольжу по кожаным рукояткам, по гибким хвостам и понимаю — все. Отказало. Уже не прет. Не отдается в груди моей глухая истома, не хочется не то что расписать спину Нижнего своего, да даже просто звучно разрезать воздух резким щелчком.
Будто разом закончились запасы силы и потребности.
Боль… Боль закончилась. Вот эта вот моя космическая, которая мешала дышать и не ненавидеть мир по утрам. Которую я и выпускала, всякий раз когда надевала шипастые туфли и шла снимать шкуры.
И стало так хорошо-хорошо, будто впервые за много лет встал на нужное место какой-то сустав, и все вдруг начало работать как надо.
— Все собрала? Тогда на выход, Летучая.
— Одну минуту, Господин, — впервые за много лет улыбка моя выходит не вызывающей, а кроткой.
Козырь приподнимает бровь, удивляясь моей задержке. А я — просто подхожу к урне в углу и топлю в ней сумку со всем своим арсеналом Госпожи.
Ни капли сожаления в душе не шевельнулось.
Что ж, я так и думала, что не шевельнется!
Поворачиваюсь к Алексу – и словно бабочка на булавку сама насаживаюсь грудью на его взгляд. Внимательный, цепкий, испытующий.
Он мог бы задать мне не один вопрос – уверена ли я? Действительно ли этого хочу? Не пожалею ли?
Но это вопросы для того, кто меня не чувствует. А он – просто протягивает руку ладонью ко мне, давая понять, что уходить без меня не собирается.
И так он резко дергает меня к себе, когда я за эту его руку берусь – будто всерьез хочет переломать мои ребра ударом торса.
— Не можешь без красивых жестов, да, Светочка? – спрашивает и тут же кусает меня в шею. Бесцеремонно, с силой, без опостылевшей мне до предела бережливости.
— Господину не нравятся мои жесты? – я бы хотела подобрать более красивое слово, но вот это предложение я именно выскуливаю. Задыхаясь от острого желания большей боли. Еще большей.
Жесткие пальцы ложатся на мое горло. Сжимаются жарко, толкают вниз, заставляя ноги подломиться, а колени снова поцеловать пол.
— Ох, если бы не нравились, — Алекс вздыхает будто бы с сожалением, — ты же мне все планы рушишь, Летучая. Все, что только можно. Думал так отсюда уйдем, но нет. Не уйдем. Не так.
— А как уйдем, Господин? – от хватки его пальцев темнеет в глазах. Он и раньше не раз палился, что склонен распоряжаться всем, даже правом на дыхание, и меня это всегда только заводило. Заводит и сейчас. Так заводит – впору опять скулить. Нетерпеливо, умоляюще скулить. Даже зная, что он не внемлет, в этом – точно нет. Так даже лучше. Просто пусть знает, что я сейчас подыхаю от совершенно непотребного желания ощутить его член в себе. Пусть ухмыльнется этому. Пусть лишний раз убедится, что моя потребность в нем – лютая. Бешеная. Раз он выбрал меня – смысла больше нет молчать об этом.