Кожаный ремешок с силой врезается в мою кожу.
Еще один вдох боли…
Ох, Света, возьми себя в руки! Ладно, хотя бы в одну руку возьми, раз уж вторая сейчас не рабочая.
— Вы потеряли, — криво улыбается Козырь, глядя на меня в упор своими темными прожорливыми безднами, а потом наклоняется ближе к моему уху и понижая тон до шепота добавляет: — снимешь еще раз, я тебе обе руки выдергаю. Понятно?
Он — высокий, огромный, с огого-какой щетиной. Он всегда “на стиле”, мимо его дороженных черных рубашек мухи боятся пролетать, не то что садиться. Смотрит на меня пристальным и недобрым взглядом из-под темных густых бровей. Вера Сехмет права в общем-то. Матерый бычара, есть от чего подавиться слюной многим девочкам вроде меня. Только в моем случае она все-таки трактует неправильно.
Можно было бы сделать шаг назад. Спасовать. Но я, конечно же, так не умею. А вот усмехнуться, окатить горячим дыханием кожу на наждачном его подбородке — это я с удовольствием. Я люблю дразнить озабоченных моей персоной самцов собственной близостью. Они так наивно думают, что раз я близко — значит, и не денусь никуда…
— Мне кажется, вы ошиблись дамой, Александр Эдуардович.
— Я тебя предупредил. Сама решай, хочешь ли ты нарываться на неприятности, — Козырь не сдвигается ни на дюйм, и в то же время и больше не приближается. Будто вот это расстояние, эти пять сантиметров между лицами — предельно допустимое. Хотя оба ведь понимаем, что личное пространство давно нарушено.
Он близко, безумно, так, что я могу рассмотреть и легкий зеленоватый оттенок темных его радужек, и, лишь раз втянув воздух, разобрать искристо-колкий и бархатно-плотный запах его парфюма.
— Хочу ли я нарваться на неприятности? — я повторяю это, смакуя каждое слово. А потом подношу руку с часами к губам, чтобы зубами ослабить застежку.
Дурацкий вопрос, хочу, конечно!
Только не успеваю!
Козырь ловит меня за пальцы, резко дергает руку вниз.
Ох ты ж…
Эта боль оказывается острой, сильной, почти паралитической. Настолько хмельной, что я захлебываюсь ею сначала, а только потом понимаю, что меня впечатали в мощное мужское тело широкие лапищи.
— Эй, ты портишь имидж верного му…
Не успеваю договорить, совершенно.
Он налетает на мой рот как штормовая волна на болтающуюся по морю шлюпку. И пальцы снова, второй только раз за наше знакомство сжимаются на моем горле, не давая даже шанса ускользнуть. Внутри меня противоестественно вскипает радостными пузырьками, как мне казалось — уже сцеженный яд.