- Не было у нас партизан, Женя. И листовки расклеивать негде, в
деревне всего семь избёнок, немцы выгнали жителей и сами там
расположились.
- А мой дед партизанил в Гражданскую! С Колчаком воевал.
Он гордо показал на стену.
Действительно, к роскошному ковру была пришпилена газетная
вырезка в тонкой рамочке, где повествовалось о сибирских
партизанах-большевиках. Алла рассказывала, что предки отца
неизвестны совсем, про маму говорили, что она – плод любви красного
командира и местной жительницы, казнённых колчаковцами, имя
Гульнара дано именно в честь её мамы, бабушки моей подруги. Но,
возможно, это только легенда. Детдомовские любят придумывать себе
именитых предков.
Одно точно, Гульнара Тимофеевна явно происходила не из
славянских корней, скорее что-то башкирское или иное восточное с
некоторой европейской примесью с юга. Марат Владимирович выглядел
выходцем с Кавказа, что-то вроде «сразу рэзать, мамой клянусь»,
абсолютно в диссонанс с мирной профессией работника торговли и
отсутствием агрессии в общении. Именно от него дочь унаследовала
высокий рост, метр шестьдесят семь для девушки пятидесятых годов –
истинно гренадёрский.
Она впорхнула в дом, когда после борща и пирогов я не только
расстегнул крючок и пуговицу на гимнастёрке, но даже чуть распустил
ремень. Остановилась, хлопнула ресницами.
- Я бы сказал: заходи – не стесняйся. Но ты же хозяйка, а я –
гость.
Подскочил к ней, целомудренно приобнял, на миг прижался щекой к
щеке и всё. По советским меркам, тем более в восточной
интерпретации, и это – верх распутства.
- Юрка… Ты же на аэродроме!
- Дали отпуск за примерное поведение. Переночевал в казарме и
сразу к вам. Ты не рада? Или с другим курсантом идёшь вечером на
танцы?
- Сам ты – «другой курсант», - она чуть обиделась, но, похоже,
не совсем искренне. – Пообедаешь с нами?
- Уже. Разве что предложишь ужин. До ужина не прогонишь? – я
обернулся к её маме. – Ничего, что вас объедаю?
- Зато подаёшь пример Женьке. Ничего есть не хочет. Вот в армию
попадёшь как Юра, вспомнишь мамины борщи. Ешь!
На мой взгляд, отрок был избыточно полноват. Но – родителям
виднее.
Алла метнулась к крану – помыть руки. Лёгкое летнее платье,
жёлтое в белую полоску, плотно облегало фигуру, подчёркивая её
изящество и, увы, весьма скромный размер груди, до пушапов местная
цивилизация не доросла, ниже пояска развевался колокол юбки до
колен, под летними туфельками-босоножками без каблука (спасибо
сердешное, что без каблука) белели носочки.