Я справился. А к концу ночи наблюдал самый страшный костёр из
тех, что выпадает на долю наземных служб и лётчиков, ожидающих
коллег на аэродроме. Из разломанных топливных баков вылился
керосин, вспыхнувший, возможно, от порванной и искрящей
электропроводки.
Наутро удалось, наконец, извлечь из обломков то, что было
приказано считать останками младшего сержанта Конашевича. Оно
пахло, точнее – воняло, пережжённым на сковородке мясом. Акбуллатов
положил страшную находку в холщовый мешок, предварительно вылив на
неё целый флакон одеколона «Шипр». От человека остался, возможно,
килограмм или полтора плоти.
Прекращение полётов, затем прибыла комиссия из Москвы, выписала
кучу неприятностей начальнику училища и командиру полка, о чём мы
слышали лишь краем уха, проводя дни на земле. Потом приказ:
возобновить практические занятия.
Никто не отказался подняться в воздух. Ни один из нашей
эскадрильи или двух других. Судьба наглядно показала пацанам,
насколько опасна боевая авиация. Только я из всей роты переживал
подобное, и это было более сорока лет назад, но не забудешь.
Алле писал по два раза в неделю, о ночной катастрофе умолчал,
другие курсанты, а я далеко не один встречался с девочкой из меда,
не отличались сдержанностью. Наоборот, кого-то распирало идиотское
бахвальство: смотри, красотка, как опасная и трудна моя служба,
значицца, я весь из себя отважный герой. И здесь не существовало
военной цензуры, кто-то, отправляясь в посёлок, вопреки запрету
собирал конверты и ссыпал в почтовый ящик, вместе со всеми
глупостями внутри.
Следующее письмо пришло на сухой бумаге, но, казалось, сочилось
слезами. Она всерьёз боялась за меня.
Чем успокоить? Сухие слова, что статистически погибнуть лётчиком
не намного больше шансов, чем водителем армейского грузовика в ДТП
или отравиться насмерть при заправке чего-то там токсичным
топливом, получить шальную пулю на пехотных учениях, армия вообще
среда небезопасная, такие уверения вряд ли смогли бы успокоить её
метущуюся душу. Не имея логических аргументов, прибёг к
эмоциональным.
«Я берегу себя на земле и в воздухе, потому что у меня есть ты.
Люби меня, и твоя любовь убережёт меня от любых неприятностей
лучше, чем парашют, бронеспинка и кран аварийного выпуска
шасси».
Может, не особо поэтично, что высокое чувство сравнивается с
краном выпуска шасси, в представлении девушки кран – это нечто
водопроводное, но, уверен, никто ей так в чувствах не признавался и
в книжке не прочтёт.