— Нам удалось скрыть это от прессы, но мы планируем сделать объявление в ближайшее время, — он прочистил горло.
Нет, нет, нет.
— Это может стать шоком для вас, — продолжает он.
Это он ещё приуменьшил, пронеслось в моих мыслях.
— Мила и я встречаемся уже некоторое время. И мы поженимся.
Боже мой. Я потеряла девственность со своим новым сводным братом.
Меня сейчас стошнит. У меня кружится голова, и я отстраняюсь от всей ситуации, как будто наблюдаю за происходящим снаружи своего тела. Они втроем выстроились передо мной, ожидая моей реакции. Что-то вроде эмоциональной расстрельной команды.
Мне кажется, ещё чуть-чуть и я упаду в обморок. Я только один раз потеряла сознание. Это было во время одного из приемов химиотерапии моей матери. Я настояла на том, чтобы пойти, несмотря на ее протесты. Она убеждала что мне нужно учиться в школе, и скоро мне придется бороться за место в одном из престижных университетов. Очевидно, это было предлогом, ее способом укрыть меня от всех бед. Но даже тогда, несмотря на попытки родителей скрыть от меня, а может быть и от самих себя, тяжесть болезни моей матери, какая-то часть меня знала, что она умирает.
Не отключайся, говорю я себе. Не перед ними.
— Очевидно, что многое нужно принять, — говорит мой отец.
— Очевидно, — как попугай повторяю я.
Отец откашливается, — Рома ты хочешь что-то сказать?
Я прищуриваюсь, глядя на Громова, надеясь, что убийственного взгляда достаточно, чтобы заставить его замолчать, потому что я не знаю, что собирается сказать этот непредсказуемый осел.
Он в ответ ухмыляется и это заставляет меня думать, что ему смешно на всю эту ситуацию.
Вот чёрт. А что, если он знал о наших родителях раньше… Эта мысль вызывает новую волну тошноты.
— Этот город, не такой уж и большой, — говорит Громов, — Все всё про всех знают. Это практически инцест.
Лицо его мамы бледнеет при этом слове, а мой отец просто взглянул на него с недоумением. Если бы я не была так разгневана на Рому, меня бы почти позабавил очевидный дискомфорт моего отца. Депутат Логинов Николай не из тех людей, в чьём присутствии бросаются такими словами.
— Рома, — говорит Милана резким тоном, — Мы должны дать Катерине и ее отцу минутку.
Последнее, чего я сейчас хочу, это минутка наедине с отцом. Я не хочу слышать его объяснение того, почему — или как, черт возьми, — ему удавалось держать отношения с этой женщиной полностью в тайне от всех, включая его собственную дочь.