Она на мгновение замялась. Взгляд у Наташи сначала был привычно
открытым и душевным, даже немного озорным, но вдруг изменился.
Девушка смутилась и опустила глаза.
— Придется рассказать. Этому сержанту я не решилась. А тебе… —
Наташа прыснула как-то растерянно. — Папа теперь точно будет за
мной приглядывать. Ускользнуть от него больше не получится.
— Ты не первый раз ходишь по приграничной полосе, — догадался
я.
— Не первый, — она вздохнула. — Обычно я хожу днем. А сегодня
пришлось помогать отцу, и я не успела сходить в лес. Да больше и не
схожу. Поэтому и я хочу попросить тебя о помощи.
— Какой?
— Там ничего такого. И ребят своих попроси помочь, если
несложно. Надо каждый день ей что-то съедобное приносить, а то зимы
не переживет. Только офицерам не рассказывай. Подумают, еще, что у
уважаемого геолога Иванова дочка с ума спятила.
Наташа мялась. Вроде бы она и хотела мне рассказать все в лоб, и
в то же время стеснялась. Решила, видимо, что тогда я подумаю о ней
чего-то не того. Да только я знал, что думать. И даже мало помалу
догадывался, о чем идет речь.
— Кто не переживет? — совершенно невозмутимо спросил я.
— И! Раз! — Крикнули хором бойцы, расталкивая уазик.
Мы с Наташей почти разом глянули на машину. Солдаты пытались
раскачать ее, чтобы направить в горку. Уазик поддался, покатился
под их усилиями. Потом он задрожал и завелся. Выкатился немного за
ворота заставы.
Из кабины выпрыгнул Владимир Ефимович.
— Наташа, поехали! — Крикнул он.
— Сейчас!
— Поехали, я тебе говорю! Не пререкайся, пожалуйста!
Наташа вздохнула и зашагала к папе, но, обернувшись ко мне,
быстро заговорила:
— Там, где ты меня поймал, но немного правее и выше, под большим
орехом увидишь нору, она там живет! Ей совсем чуть-чуть еды надо!
Пожалуйста, хоть чего-то приносите, но что б каждый день!
— Хорошо, — ответил я.
— Наташа! — Сердито позвал Иванов.
— Бегу-бегу! Пока, Саша! Может, еще свидимся! И спасибо, что
согласился!
Я с улыбкой проводил Наташу взглядом. Она юрко прыгнула на
переднее пассажирское, и уазик тяжело тронулся, разгоняя желтым
светом фар окружающую темень. А потом он уехал. Еще некоторое время
я слышал скрип его грубой подвески. А потом все стихло. Часовой
закрыл ворота.
М-да… Супруга моя и через много лет так и не изменилась.
Несмотря на сильный характер, сердце у нее всегда было мягкое. Не
могла она никого оставить в беде. Ну вот, не смогла и в этот
раз.