Дом у моря. Звёзды. Абсолютная пьянящая свобода.
Кому оно надо, Илюх. Море твоё… Ей вон хоромы московские подавай.
«Не люблю тебя»
«Ты как брат мне»
Идиотка! Верит ему, втрескалась по уши. И ведь как пить дать обожжётся.
– АЛЁНА! – повисшую между нами напряжённую тишину, разрывает встревоженный возглас Рыжей, выскочившей на заснеженный порог в носках и без куртки. – ТАМ, РОМА! И баба Маша! В общем, лучше сами посмотрите!
Переглянувшись с Лисицыной, направляемся к дому. Уж больно взволнованной выглядит бойкая Александра.
Снова оказавшись в кухне, понимаю, почему. Присвистываю. Увиденное – прямо бальзам на мою уязвлённую душонку.
– Ба, – Алёна прижимает ладонь ко рту, ведь по центру, на полу, лежит бездыханное тело её ненаглядного.
– Вот это поворот, – вздёрнув бровь, оценивающе смотрю на Семёновну. Та в полной растерянности прижимает к груди любимый чайник. Чайник из чугуна, чтоб вы понимали.
– Боже! – девчонка падает на колени.
– Ляль, Лялечка, – тревожится бабушка, – это кто же?
– Ромка мой, кто, – охрипшим голосом поясняет та. – Привёз в деревню называется! Один чуть не пристрелил, а вторая…
Всё. Прорвало плотину. Плачет навзрыд.
– Ба, ты убила его… убила! Это я виновата! Это из-за меня он здесь!
– Да не реви ты! – приседаю на корточки и нахожу пальцами сонную артерию. – Пульс есть. Оклемается твой сахарный.
– Ром…
– Ну ты, баб Маш, дала жару. Устранила соперника, так сказать.
И смех, и грех, но ржу аки конь.
– У тебя, Паровозов… такое тонкое чувство юмора, – встревает со своим комментарием Рыжая. – Переведу для одарённых: иногда лучше смолчать.
Посылаю в её сторону испепеляющий взгляд. Берегов, бестолочь, не зрит совсем. Отчаянно нарывается.
– Ой, ёжечки, Ляль, Лялечка! – суетится баба Маша. – Прости меня, дуру старую, я ж подумала, что это бандюган, пришедший за обстрелянным Паровозовым. Захожу в хату, а он тут отмывается от кровищи. Пистолет у кармане. Кругом всё перевёрнуто, ой ну вот и треснула!
– Баб Маш, ну ты Терминатор, ей богу. Огрела так огрела! – продолжаю хохотать и забавляться.
Она всплёскивает руками, отставляет боевой арсенал на плиту и принимается стаскивать с себя старое, подранное пальто.
– Ром, Рооомка, очнись, пожалуйста. Прошу тебя! – по новой заводит Алёна.
– Милок, ой родимый, прости. Бес попутал. Ляль, ой чё делать-то! Ой, горе-то!