Я вздохнул, спускаясь по
лестнице.
— Ну, справедливости ради
скажу, что поначалу я тоже хотел с тобой просто переспать, а потом
отвалить подальше.
— Вот как?.. — Она сощурилась
и зловеще смерила меня взглядом. — Ну ты и сволочь,
Бринер.
— Тогда напомни, кто убеждал
меня, что я избранный? — продолжил я. — Кто с угрозами предлагал
мне сделку? Кто заплатил за меня в дилижансе, когда я об этом не
просил? Кто пообещал мне малиновый кекс? И кто, в конце концов, не
предупредил меня, что не умеет готовить?
Виринея
поморщилась.
— Я же не знала, что у тебя
столько проблем с головой, что у тебя такой могущественный враг,
что ты повёрнут на спасении мира и повышении ранга, что ты явился
из прошлого и решил испортить всем жизнь, и вообще… что ты тоже не
умеешь готовить!
Перебросившись упрёками,
притянутыми за уши, мы оба замолчали.
На этом месте нам бы стоило
рассмеяться, а потом, возможно, поцеловаться, после чего
примириться бурным сексом. Но это могло случиться только в
идеальном мире, без ошибок, боли и смерти, а не там, где мы
находились.
— Ладно, рассказывай, что за
будущее ты видел, — сдалась наконец Виринея. — Только не
ври.
Я опять вздохнул, затем уселся
в кресло напротив девушки и положил меч из тайника на столик рядом.
Алхимический лёд на оружии уже начал подтаивать, поэтому я не стал
медлить и сразу приступил к рассказу о том, что видел в
червоточине.
Прямо сейчас я запускал ещё
один маховик необратимости и отлично это осознавал. Бабочка снова
взмахнула крыльями, порождая новую бурю.
Виринея слушала меня, не
перебивая и уставившись в одну точку. Порой хмурилась, порой
поднимала глаза и внимательно меня разглядывала, но ни разу не
пыталась хоть что-то спросить.
Однако когда мой рассказ дошёл
до музейной восковой фигуры самой Виринеи в образе последней Тёмной
Госпожи этого мира, то она со скрипом сжала подлокотники кресла и
прикрыла глаза.
Ну а потом наконец прошептала
в потрясении:
— Я не могла сделать того, что
ты говоришь. Не могла объединиться с Волотом и уничтожить миллионы
невинных людей. Не могла.
— Могла, как видишь, — мягко
произнёс я. — Это примерно то же самое, как в гневе уничтожить
двести двадцать три человека. Только их будут уже
миллионы.
— Как же ты порой безжалостен!
— зажмурилась она ещё сильнее.
— Но есть одно отличие, —
добавил я.