— А тебе зачем? У тебя же вон ремень
полноправного бродяги есть.
— Отец сказал, что если я бугром
хочу стать, то должен лучше любого бродяги из ватаги все знать и
уметь. Вот я и стараюсь. Только вот с этой, четверной, упряжью не
очень получается. У нас до сезона дождей всего один бык был, так
там всё просто. А с этой я ещё не разобрался.
— Так, я тебе подскажу. А отец у
тебя кто?
— Бугор наш, Чэч. Это его мы искать
идём. Правда, он мне не родной, но дед Агееч говорит, если Чэч меня
сыном зовёт, то и мне его отцом можно.
Вдвоём они запрягли четвёрку быков.
Основную работу делал смышлёный мальчуган, а Угез подсказывал и
поддерживал, где надо было.
— Так ты погонщик? — удивился Агееч,
когда было всё готово к выходу. — На облучок за упряжь сесть не
хочешь? Посмотрим, а вдруг управишься?
— Сяду, — разом согласился Угез, не
ожидавший такого доверия к инвалиду.
— Ну, поехали тогда.
Держа вожжи в левой руке, погонщик
послал мысленный приказ бурому вожаку их маленького стада.
Флегматично вздохнув, бык послушно сделал первый шаг, подавая
остальным пример, и побрёл к открытым воротам, совершенно не
обращая внимания на дождь, продолжавший лить как из ведра. И лишь
когда фургон выехал на улицу и направился к поселковым воротам,
Угез позволил себе обернуться. И увидел знакомую фигуру Толстого
Жана, стоящего на крыльце трактира и кутающегося в безразмерный
плащ, спасаясь от шальных капель, залетавших под крышу. А рядом с
ним стояла, выглядевшая как тростиночка, супруга трактирщика
Полин.
— Бугор, — Угез резко повернулся к
старику, сидящему на соседнем сиденье, своим удобством готовом
поспорить с креслом. — Разреши на минутку отлучиться, с Толстым
Жаном попрощаться. Не успел в спешке этой.
— Я не бугор, — такой же бродяга,
как и ты, только старший. Зови меня Агеечем. Конечно, попрощайся,
подождём.
Буквально слетев по лестнице
облучка, возница, жутко мотыляясь из стороны в сторону, поспешил к
крыльцу.
— Мальчик мой, — как только Угез
поднялся по ступеням, к нему бросилась женщина и прижалась к груди.
Мгновением позже их обнял и трактирщик.
— С какой другой ватагой не отпустил
бы, — зачастил-забормотал вечно угрюмый толстяк. — А эти… Чудные
они. Каждого из них в другой ватаге представить можно, но на вторых
ролях, принеси-подай, иди… хм. А эти вместе и равные, что старшие,
что младшие. И богатые, у какой из ватаг ты такой фургон видел? А
значит, удачливые. И кто из тех, кого ты знаешь, зимой в пустошь бы
сорвался, как они говорят, за своим бугром. В общем, держись их, а
там, глядишь, и твоя мечта осуществится. А теперь иди, нехорошо
заставлять ждать тех, кто ночью в дождь в Ведьмину падь
направляется…