Кофе почти остыл. В попытках отвлечься хватаю телефон и
пролистываю ленту в соцсети. Мой палец замирает над появившимся
фото с зимнего корпоратива LifeLab. На нём Алина. Образ бывшей
помощницы в этом вечернем платье отчетливо врезался в мою память,
ведь я часами истязала себя, разглядывая, как на фото в том же
наряде она отчаянно целуется с Эриком. Здесь девица одна и выглядит
как актриса на вручении премии. Почему-то в душе поселяется легкая
тревога. Пробегаю взглядом пост Ульяны Голициной:
“Хей, рынок! Кто рискнет приютить красотку Луганскую и стать
главным посмешищем страны? Алина снова выходит на охоту после двух
позорных увольнений!
Отличительные качества будущей сотрудницы: слитие
конфиденциальной информации, подделка документов, воровство, романы
с женатыми коллегами.
Найдет ли Луганская нового дурака работодателя? Делаем
ставки, гайз!”
Я застываю на месте. Перечитываю сообщение снова и снова. Это не
просто унижение, это самая настоящая травля. Так вот что имела
ввиду Луганская? Не увольнение, а публичный позор. Судорожно
соображаю, чьих рук это дело. Неужели к этому причастна Маша? Тру
рукой лоб и откидываю голову назад на кресло. Подкатывает тошнота.
Не знаю почему, но у меня возникает острая потребность написать
Алине, что это не я. Скорее всего она не поверит, но это
неважно.
“Я этого не делала”.
Несколько минут я судорожно смотрю на телефон, надеясь на ответ.
Наконец, он приходит:
“Плевать”.
Что она имела ввиду? Плевать, делала я это или нет? Или просто
плевать на всё? Да, Алина совершила ужасные вещи, но сейчас мне её
искренне жаль. Быть вот так опозоренной слишком даже для нее. Она
наверняка раздавлена.
Встаю и решительно бегу к Точилиной. Сейчас я выскажу ей всё,
что думаю. Это однозначно чересчур. Врываюсь к Маше. Подруга сидит
в одиночестве, её коллега по кабинету еще не пришла. Маша созерцает
себя в зеркальце и подкрашивает губы. Видя меня, отрывается и
смотрит удивленными глазами.
– Что случилось? Ты похожа на мегеру! – настороженно произносит
Маша.
– Маша, ты хватила лишнего! Разве ты сама этого не видишь? – мой
голос срывается от ярости.
– Ты о чём? – девушка непонимающе смотрит на меня, откладывая на
край стола помаду и зеркальце.
– О чём? – негодую, скрещивая руки на груди. – О Голицыной и её
посте, разумеется.