– Ты же сама твердила, что Пушкин для тебя источник силы. У меня
и мысли не возникло, что командировка станет для тебя пыткой. Я
лишь хотел, чтобы ты пришла в себя и зажила полной жизнью!
– Полной жизнью? – меня пробирает истерический смех. Одергиваю
руку. – Ну да, ну да. Понизив в должности и урезав доход!
– Что ты городишь! Я оставил за тобой и должность и доход, чтобы
ты в любой момент могла вернуться.
Силин, похоже, взбешен. Но я взбешена сильнее.
– Это что, прикол такой? – впиваюсь в Силина взглядом. Глаза
директора блестят от ярости. – Моя зарплата стала в два раза ниже!
И мне каждый день тыкают носом, что теперь я всего лишь маркетолог.
Что мне пора учиться не высовываться и знать свое место.
– Этого не может быть. Никто не трогал ни твой доход, ни
должность, – упорно твердит Силин. Я теряю дар речи от услышанного.
Разговариваю словно с глухим. Директор продолжает кипятиться. – Еще
раз говорю. В Пушкине открывались большие возможности с точки
зрения маркетинга. Я подумал, тебе будет интересно погрузиться в
новый проект. Отвлечься. Но от тебя совсем не исходит инициатив.
Видимо, я ошибся.
– Вообще-то Марк запретил мне даже нос высовывать и писать кому
бы то ни было. А уж тем более тебе! Все вопросы мне дозволено
решать исключительно с Павлом Мудрейшим. А его широта знаний в
маркетинге ограничивается мизинцем на правой руке, – злобно
посмеиваюсь оригинальному сравнению. Теперь зависает Силин. Я
продолжаю свою гневную тираду. – Нет инициатив, правда? Вот
веселье-то. Да все мои предложения попадают в черную дыру! А скоро
вообще протухнут за давностью лет. Ваша забота о моей скромной
персоне достойна самых бурных оваций.
Лицо пылает. Давно я не позволяла себе подобных сцен, а с
Силиным вообще никогда. Но последние слова мне понравились. Я
вложила в них столько негативного вдохновения. Судя по внешнему
виду, мой оппонент ошарашен, взбешен и растерян одновременно.
– Чушь какая-то. На кой черт ты тогда вообще согласилась? Не
ехала бы и оставила всё, как есть! – на эмоциях выпаливает
визави.
Нет, он точно с Луны! Приходится разжевывать, словно
ребенку:
– Чушь? Извини, мне хотелось кушать, а не очутиться на улице без
гроша. Предложения оставить всё как есть мне, к сожалению, не
поступало.
– Почему ты не позвонила мне? Мы бы с тобой всё решили, – голос
Силина звучит раздраженно.