— Нравится? — поинтересовалась Маргарет. — Тебе очень идет. Даже подшивать ничего не надо.
Маргарет подхватила Энни под локоть, будто хотела полностью контролировать каждое ее движение. А надежда Энни на спасение таяла как воск.
Тит и Оливер уже спускали сундук четы де Дамери по лестнице.
Маргарет отпустила локоть Энни, но лишь для того, чтобы вцепиться в ее ладонь ледяными пальцами.
Ханна, отец, Катарина, Леонард и Хромоножка стояли на крыльце. Энни искала глазами Жана, но его нигде не было.
Энни рванула к отцу. Цепкие пальцы Маргарет разжались. Отец сгреб ее в объятья.
— Я буду скучать по тебе, доченька. Это ради тебя. Ты сама все поймешь, когда станешь старше.
Не успел отец отпустить ее, как Ханна смяла ее своими ручищами, прижимая к грязному, пропахшему жиром и луком фартуку.
— Девочка моя, не позволяй никому сломать себя, — горячо зашептала она на ухо.
— Хватит уже, — рявкнула Маргарет. — Дождь начинается. Я не хочу, чтобы мы увязли на дороге.
И снова длинные, как паучьи лапки, пальцы вцепились в плечо Энни, притягивая девочку.
Энни осмотрела весь двор в поисках обещанного знака от Жана. Может, он его подавал, да она не заметила.
— Шевелись. Ты еле волочешь ноги, — прошипела Маргарет, и ее острые пальцы буквально впились в кожу девочки.
Вот уже кучер распахнул дверь кареты, а Леонард и Катарина забрались внутрь. Еще миг и Маргарет затолкает Энни в повозку.
Но тут о дверцу что-то стукнулось. По стеклу медленно оплывала грязевая лепешка. Не успела тетушка удивиться, как следующая щедрая порция грязи попала ей прямо в лицо. Маргарет вскрикнула и принялась протирать глаза.
Как только Энни почувствовала, что ее никто не держит, тут же припустила прочь со двора. Оглянувшись, она увидела, что ошеломленные провожающие озираются по сторонам, пытаясь вычислить таинственного стрелка.
Опомнившись, Маргарет завопила:
— Эниана! Держите ее!
Энни задрала платье, чтоб не мешало бежать, и улепетывала со всех ног. За ней гнались Леонард, Тит и Оливер. Леонард грозил тростью и что-то кричал Энни. Ветер свистел в ее ушах, потому до нее доносились только отдельные звуки.
Оторвавшись на значительное расстояние, Энни укоротила платье, безжалостно оторвав большую часть подола. Ткань была настолько поношенной и хлипкой, что с треском рвалась от малейшего усилия.