Встретившись со мной взглядом,
Леуштилат ободрительно улыбнулся, показал большой палец и разыграл
маленькую пантомимку, демонстрирующую дохлого гнолла. Я еле
сдержался чтобы не рассмеяться, и у меня отлегло от сердца – с
Леушем все в порядке. Насколько это осуществимо для изгоя,
запертого в городе, где каждый каждый житель носит для него за
пазухой камень. Возможно даже не только метафорически. Причем
включая собственного отца.
– … и пусть нам не удалось найти
каких-либо особенно ценных ресурсов, но главное сокровище Трещины
не в этом! – вещал тем временем Александэл, решив больше не мучить
изнывающую от жары толпу. Я оживился и сосредоточился на
происходящем на сцене. Лишь бы только он не заявил о ценности
дружбы и взаимовыручки. – Главное сокровище в умении, которое может
добыть Осознавший, при закрытии складки реальности. – так-так-так!
А вот это уже что-то интересное! – И уважаемый Алаум, находящийся,
как вы все знаете, еще на ступень выше, любезно согласился нам
помочь. Просим!
Барон спустился с трибуны, и его
место под жидкие аплодисменты вареной публики занял мэлэх.
Развивший! Человек, достигший третьей ступени совершенствования и
способный при желании в одиночку захватить весь Дальний
Крутолуг.
Я бы соврал, утверждая, что
Необузданный Алаум выглядел как-то по-особенному. Уже привычные
взору свободные одеяния караванщиков скрывали телосложение, а
из-под некоторого подобия чалмы выглядывало лишь загорелое
обветренное лицо мужчины лет сорока от силы. Ничего
сверхъестественно. Так и не скажешь, что этот человек подчинил себе
Суверенного Трицебыка размером чуть ли не с целый дом.
Выделить можно было бы разве что
такой же, как у Умана, серебряный медальон в виде растущего
полумесяца и особенно цепкий колючий взгляд. Алаум лениво скользнул
им по толпе, задержался на мне на пару долгих мгновений и подошел к
дрожащему мареву входа в Трещину. Неподалеку от него, скрестив руки
за спиной, встали Угрюмый Чагаш и еще один взрослый караванщик.
Процесс закрытия Трещины начался.
Вопреки ожиданиям, тот не
сопровождался ни шаманскими плясками, ни протяжным горловым пением,
ни сжиганием благовоний, ни… Да вообще ничем не сопровождался!
Мэлэх закрыл глаза, сосредоточился, засунул руку в пространственное
искажение, а затем сжал кулак и резко дернул на себя, будто вырывал
позвоночник у поверженного врага.