«Ванюш, кран капать начал, счетчик
мотает – может посмотришь?» - на ста девяноста километрах всегда
приходит голос соседки Варвары Петровны. Стеснительный голос,
тихий, сочувственный и осторожный: стыдно пенсионерке чужого
человека, от которого еще и жена два года назад ушла, о помощи
просить, потому я сам к ней пару раз в неделю захожу и предлагаю
чего-нибудь починить, а она за это поит меня душистым
чайно-травяным сбором собственного изготовления под вкуснейшие в
мире булочки. Помогает от грустных мыслей даже лучше мотоцикла!
Сто девяносто пять.
«Иван Николаевич, даже не
представляете, как сильно изменился Антон! Раньше только и делал
что в телефоне сидел, а теперь и учиться нормально начал, и на
тренировки чуть ли не вприпрыжку летит! Вот, возьмите пожалуйста,
настоящий, французский!».
Что делать безнадежно сломанному
тридцатипятилетнему теннисисту? Только тренировать бездарных
мажоров за очень неплохие, но не приносящие радости деньги и
несколько более приятную репутацию – она позволяет мне без
сожалений отказывать совсем невыносимым уродам.
Двести.
«Ваня, я так больше не могу!
Задыхаюсь! Прости, но между нами все кончено!».
Не осуждаю, Маш, сам все понимаю –
кому бесконечная депрессия и пустой взгляд понравятся?
Двести пять – самая лучшая скорость,
потому что после нее и тело, и голова изо всех сил цепляются за
единственную задачу: не дать идиоту-носителю уйти уже из этого
мира.
Свет фары уперся в мохнатую шкуру,
блеснул на мощных рогах, я ощутил удар, с полсекунды свободного
полета, и наступила тьма.
***
В горле стоял мерзкий, колючий и
сухой комок, но он беспокоил меня гораздо меньше пожара в животе –
настолько сильной изжоги у меня никогда не было. На фоне
поселившейся в желудке Геенны как-то меркли вонзающиеся в мозг
несуществующие, но хорошо ощутимые иглы. Попытавшись открыть глаза,
я понял, что кроме мутно-красного «мыла» увидеть я ничего не смогу,
зато голова ловко отобрала у желудка приз за самые неприятные
ощущения, отпраздновав это приступом чудовищной боли.
Когда сковавшая мысли удавка ослабла,
пришли воспоминания – вот я, вот добротный лось, достойный гордого
звания вожака, вот стрелочка на отметке «205». Странно, что я
вообще живой – после такого мотоциклиста как правило собрать по
кусочкам уже не получается. Теперь нужно аккуратно разобраться,
насколько невыносимой станет моя дальнейшая жизнь, и осталась ли у
меня хоть одна работающая конечность.