Меж тем в трансляторе голос репортера продолжает нагнетать.
- В нашей студии оказалась уникальная запись интервью с
профессором Домичем, сделанная несколько лет назад. Давайте
посмотрим вновь эти кадры, которые, возможно, некоторые сегодня
сочтут пророческими.
На дисплее появляется лицо мужчины лет сорока пяти. Он начинает
запальчиво рассказывать свою теорию живых планет. О том что каждое
космическое тело обладает своим собственным самосознанием, которое
человечеству просто невозможно постичь.
Вообще-то, профессор Домич когда-то был одним из самых
перспективных, продуктивных и уважаемых ученых в союзе. Это он
открыл планетно-матричное излучение, объясняющее явление быстрого
старения по мере приближения колоний к Сатурну. На базе его теории
запустили разработку защитных механизмов для баз и кораблей. А
потом он вдруг заговорил про Живой Космос и попал в опалу. Кстати,
давно его не было видно. Ходили слухи, что у него обнаружилась
деменция, и сейчас он живет на попечении своей семьи.
- Может посмотрим что-нибудь другое? – спросила Мина.
Я пожала плечами. Меня одинаково утомляло все. Она снова стала
выбирать каналы.
- Ты в это веришь?
- Во что в «это»?
- В сознание космических объектов.
Я изобразила скучающий тон и прихлебнула из стакана, будто это
тема меня не сильно-то и волнует. Но подруга, кажется, не заметила
напряжения.
- Я об этом как-то не задумывалась. Это вроде сфера твоих
интересов, биосферы, астросферы и все такое. Тебе лучше знать.
- Я интересуюсь космо экологией. Это другое.
Мина остановила свой выбор на интерактивном спектакле и
вернулась к еде.
- Знаешь, я думаю, тебе уже не надо со мной сидеть сутки на
пролет, я хорошо себя чувствую.
Мина остается невозмутимой. Я думаю, она действительно сильно
утомлена и скучает по детям.
- Посмотрим. Возможно, завтра меня уже сменит Гастан.
Она забирает мою пустую тарелку, помогает уложиться назад в
постель и бережно накрывает одеялом.
- Я очень тебя люблю, Тет. То, что случилось..., - ей тоже
трудно подобрать слова, - Я очень перепугалась, когда узнала, - она
тяжело вздыхает, - Какая же ты храбрая. Ты всегда была храброй.
Я усмехаюсь. Мне правда смешно, что она так думает. Будучи уже
подстреленным, несложно быть героем.
Мне и приятно от ее слов, и досадно одновременно, потому что это
неправда. Потому что я помню свой страх, ужас тупого и беспомощного
животного. Но я не могу сосредоточиться на этой мысли. Я слышу
щелчок медицинского прибора, чувствую, как в кровь поступают
медикаменты, и снова засыпаю.