Отошли недалеко за кусты, приспустили
портки. Обильно поливая давно забывшую дождь травку, Васька
поинтересовался у Сепана:
- А чего вы костёр-то так открыто
разожгли. Татары не вернутся?
- Да не должны вроде. – Рябой аж
ссать перестал. – Ушли они ужо. Как обоз с пушками нашими
пограбили, так и рванули. До самого Перекопу чай не остановятся
тепереча – пушки добрые были. – Он вздохнул и продолжил водные
процедуры.
Когда вернулись боярин возле костра
уже накрыл племянницу одеялом и сам лёг за ней, ближе к лесу. Собой
прикрывая как бы.
Второй, который тоже оказывается был
Степан, пошёл проверить лошадей, которых воины в овраге стреножили
рядом с трофейной татарской телегой без колеса.
Кстати Степан, который первый, имел
фамилию Рябой. Да и был, если честно, рябым. Так что, не кликуха
это у него оказалась, а самая, что ни на есть, обычная фамилия, на
которую он естественно не обижался. Так их и отличали в отряде.
Стёпа и Рябой.
Третьего боевого холопа звали Макар.
И тот уже дрых, периодически всхрапывая во сне.
Вскоре за ним уснули и остальные.
После сытного ужина и накатившего на всех чувства, что наконец-то
всё устаканилось и волноваться уже не надо, согретые с одного бока
догорающим костром, все заснули. На карауле остался один Стёпа. За
костром и за округой кто-то должен присматривать всю ночь. Ну
меняться будут воины посменно, дело солдатское. Но Ваську не
тревожили. Не хватало ещё, чтобы неизвестно кто их покой
сторожил.
…
По утру Васька разлепил глаза и
первым кого увидел, был сидящий возле костра Терентий. Он же
четвёртый.
В животе громко заурчало. Терентий
поглядел на Ваську.
- Душа добавки просит или наружу
рвётся, - усмехнулся он в усы.
- Да, похоже, наружу, - и Васька
побежал в овраг на ходу разматывая верёвку, поддерживающую его
штаны. Виноват ли в этом вчерашний кулеш или съеденные почти сутки
назад перепрелые овощи Ваське было всё равно. Отбежал подальше и
присел за кустами.
Справлять нужду на природе Ваське
было не привыкать. В начале восьмидесятых в деревенском доме у
тогда ещё живой бабки, матери его отца, он с лихвой хлебнул
сельской жизни. Рыбалка с местными пацанами, уход за поросятами,
сенокос, и даже за десять рублей замещал ушедшего в запой пастуха и
неделю пас стадо тёлок, сидя на старом колхозном мерине без седла.
Ходил потом пару недель враскоряку. Шустрые тёлки не давали ему ни
минуты расслабиться.