Какая
связь родни с экзаменами, не знаю, но отказываться не стану (да и
возможности отказаться нет, раз за меня все решили), хотя и
предпочел бы остановиться в гостинице. Еще по прежней жизни терпеть
не мог останавливаться у родственников. А еще больше не любил, если
кто-то из родни норовил встать ко мне на постой. Моя прошлая теща,
например, частенько пыталась навязать нам с Ленкой какого-нибудь
троюродного племянника или знакомую своей подруги. Дескать — вас не
объедят, но деньги сэкономят. И развлечете их. Я однажды предложил
ей самой взять родственников, чтобы Вадик их развлекал — обиделась.
Мол, у нее квартира маленькая, а Вадик очень болезненный
мальчик.
Нет уж,
нет уж. И мне гостей не нужно, и сам ни к кому не поеду. В
гостинице ты сам себе хозяин, а в гостях придется подчинятся тому
режиму, что заведен у родственников. Но ведь придется. Надеюсь,
московские родственники не устроят меня ночевать на
полу.
Мысленно
похвалил батюшку. У него сейчас дел по горло, в должность вступает,
а он не забывает о проблемах своего отпрыска. А мог бы, между
прочем, заняться обустройством криминалистической лаборатории. Или
кабинета? Ну, как не назовут, все ладно. Но Чернавский-старший в
должности всего неделю, времени еще не было заниматься
дактилоскопией или антропометрией.
Вначале
удивился, прочитав, что экзамены начнутся с первого мая. А куда
майские праздники делись? Ага, никуда они не делись, их еще нет.
Зато май и июнь, это время, когда профессора и приват-доценты
свободны от студентов. Лекций немного, сессия еще не началась,
будет время принять экзамены у «экстернатчика». И половину моей
платы за обучение и за экзамены батюшка уже отправил.
— Скорей
бы ты на экзамены уезжал, — вздохнул исправник. — Ей богу, согласен
с Федышинским — убрать бы тебя куда-нибудь. Может, нам с Михаилом
Терентьевичем челобитную Александру Ивановичу отправить? Дескать —
боярин светлый, бьем мы тебе челом — забери Христа ради своего
сынишку, пристрой его в палаты каменные, в столицу, куда повыше.
Пусть он сидит, штаны протирает и чины получает, а то нет нашей
моченьки его дурную инициативность терпеть.
— Так и
скажи — дурак с инициативой опаснее обычного дурака! — сказал я,
сделав вид, что обиделся.
Но Василий
Яковлевич не повелся.
— Эх, —
еще раз вздохнул Абрютин. — Как же без тебя хорошо
жилось!