Семья волшебников. Том 4 - страница 2
Аурон пошевелился – и пошевелились лозы. Стиснули его крепче, впились шипами в атласную кожу. Но даже стона не вырвалось из уст прекрасного создания, а глаза остались холодными и презрительными.
Аурон и еще несколько жемчужин. Все, что уцелело. Большая часть экспонатов освободилась или умерла окончательно, что для Сорокопута одно и то же. Шедевр разрушен. От грандиозной коллекции остались жалкие ошметки. Те, что хранились в личных покоях, кого Сорокопут желал держать как можно ближе к себе.
Кроме Аурона тернии продолжали беречь два десятка его сородичей, прекрасных древних альвов. Четверых могучих гелориев, чьи тела - словно костры. Трех сестер-талий, прекрасных воздушных небожительниц. Бессмертного чародея Натараста, что когда-то едва не убил Сорокопута. Нимфу Анадиомену, владычицу полноводной реки. Маркизу Армецци ле Одетта, королеву белых вампиров. И живого кхэлона, повелителя пространства и времени.
Как же досадно, что Адрахиил здесь не поместился!
Самые лучшие, самые драгоценные, каждый - будто ограненный алмаз… но их так мало. Сорокопут утратил девяносто процентов прежнего могущества, если не девяносто пять. Он все еще сильнее простого демона, но с демолордами больше не идет и в сравнение.
И у него плохо с друзьями. Врагов хватает, он нажил их несметное множество, а вот кого-то, кто смог бы приютить, помочь чем-то…
Но прямо здесь у него вообще ничего нет. Он просто будет медленно гнить – и это Саваофа тоже устроит. Он беспощадный и мстительный бог, ему неведомо сострадание. В его культах принято всячески убеждать паству в обратном, но Сорокопут-то уж знал истину.
Кто-кто, а уж слуги Саваофа его не щадили и не жалели. Они никогда не ищут компромисса, не пытаются как-то договориться, разделить сферы влияния.
Ты либо служишь Саваофу и подчиняешься его правилам, либо ты мусор. А мусор сжигают в священном пламени.
Так что ему надо выбраться любой ценой. Чего бы это ни стоило… Аурону.
- Ох, прости, что вынужден это делать, - сказал Сорокопут, касаясь гладкого, такого уже родного бедра.
Вот теперь Аурон застонал. Заскрипел крошащимися зубами, сдерживая истошные крики. Из уголков губ потекла кровь, а на лице проступили морщины. И без того белые волосы стали ломкими, глаза потускнели. Жизнь покидала принца Тир-Нан-Ог, он отдавал ее, чтобы Сорокопут смог освободиться.